Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Атли провёл пальцами по шраму на лице. Закрыл глаза и выдохнул. Сердце билось со страшной силой, готовое вот-вот разорваться на части.
– Прости меня, если можешь, – сказал он, глотая ком в горле. – За всё, что я делал с тобой эти годы. Я надеялся, что однажды ты сможешь меня полюбить. Но… ты ведь никогда не выберешь меня?
Кирши молчал.
– Как бы я ни старался, что бы ни делал, ты всегда будешь выбирать кого-то другого. Даже если Василиса умрёт. Это в итоге будет кто-то другой. Ты никогда не выберешь меня.
– Что ты хочешь от меня услышать? – Кирши говорил тихо, напряжённый и ощетинившийся, будто загнанный в угол зверь.
Атли горько улыбнулся – Кирши не ждал от него ничего хорошего, только новой боли. Всё, что приносил ему Атли, – бесконечную боль, жестокую пытку, даже если сам он считал иначе.
– Правду.
– Я не выберу тебя.
Атли протяжно выдохнул. Оказалось, после этих слов он всё ещё мог дышать. И сердце не разорвалось, хоть и ныло, сдавленное невидимыми тисками. Руки вспотели и задрожали, так что пришлось спрятать их в карманы, чтобы не выдавать себя.
– Тогда, – сказал Атли твёрдо, – я отпускаю тебя. Освобождаю тебя от клятвы верности. Отныне и впредь ты свободен.
* * *
Василиса ходила взад-вперёд по комнате, беспокойно обгрызая заусенцы на пальце. О чём они разговаривают? Кирши так странно себя вёл. Атли его накажет? Но за что? И нужно ли вообще беспокоиться? Не причинит же Атли ему вреда? Тот Атли, которого она знала… А она вообще его знала? Мысли шумели и сталкивались, превращаясь в бурлящий осиный рой. Нужно проверить. Она не позволит навредить Кирши.
Василиса распахнула дверь комнаты и едва не налетела на Тёмного. Он остановился в проходе с широко распахнутыми глазами, грудь ходила ходуном, будто он бежал со всех ног.
Несколько долгих мгновений они ошарашенно смотрели друг на друга.
– Ты нужна мне, – выпалил Кирши. – Ты очень мне нужна.
Мир исчез, время перестало существовать, а Василису вновь наполнил звенящий гул земли. Так говорила Вселенная, так звучало счастье. Их притянуло друг к другу так стремительно, будто всё это время они были единым целым, просто по какой-то нелепой ошибке существовали порознь. А теперь… теперь всё наконец встало на свои места. Теперь всё было правильно.
Поцелуй вскружил голову и наполнил тело трепетной лёгкостью, так что пришлось вцепиться в рубашку Кирши, чтобы остаться на земле. Мягкие, нежные, осторожные губы изучали её, и Василиса легонько провела по ним языком, приглашая быть смелее. Кирши тут же откликнулся, перехватывая инициативу и углубляя поцелуй.
Дверь в комнату затворилась, и от этого звука они на мгновение отпрянули друг от друга. Смотрели удивлённо, силясь понять, что только что произошло, и угадать, что теперь будет.
Василиса медленно, глядя Кирши в глаза, потянула за шнурок на своей рубашке, освобождая ворот, пальцы скользнули к поясу. Кирши ловил каждое её движение. Рубаха упала на пол, и тело Василисы покрылось мурашками то ли от холода, то ли от его взгляда.
Пальцы Кирши коснулись шрамов на её шее, обрисовывая их замысловатые контуры, спустились к плечу, добрались по узору до груди, и Василиса сдавленно выдохнула, прикрывая глаза. Лёгкость сменилась тягучей, томной тяжестью. Она наполнила ноги, живот и грудь, сделала дыхание тяжелее и глубже.
Василиса приоткрыла глаза и вдруг заметила, что кожа на костяшках Кирши потемнела от запёкшейся крови.
– Твоя рука…
– Пустяки.
– Что… – Она перехватила его запястье и вгляделась в раны. – Ты… ударил Атли? Ты ударил Атли. Ты… Кирши, ты ударил Атли…
Кирши рассмеялся:
– Сколько ещё раз ты это повторишь?
– Но это же значит, что Атли…
– Боги, если ты ещё хоть раз скажешь его имя, мне придётся заставить тебя замолчать.
Василиса хихикнула:
– Ат…
Кирши зарычал и запечатал её губы поцелуем, Василиса с удовлетворением застонала, запрокидывая голову и прижимаясь обнажённой грудью к его разгорячённому телу, всё ещё томящемуся под рубахой.
– Если ты будешь целовать меня так каждый раз, я готова кричать его имя всю ночь! – сказала она, покусывая губы.
– Ты невыносима. – Кирши поцеловал её снова.
– Ты уверен, что именно это нужно говорить девице, которая стоит перед тобой голышом?
– И ты слишком много болтаешь.
– Ты обещал заставить меня замолчать.
Василиса вскрикнула, когда Кирши повалил её на кровать. Дерево натужно заскрипело, но выдержало. Кирши навис над ней, а Василиса замерла. На мгновение ей стало страшно, но стоило их взглядам встретиться, стоило губам Кирши легко коснуться её губ, как страх тут же улетучился, распался на мелкие кусочки и разбежался по тёмным углам комнаты, уступая место желанию. Кирши покрыл поцелуями её шею, грудь, живот и вернулся обратно к губам. Василиса стянула с него рубашку и повалила на спину, усевшись сверху.
Посреди груди Кирши белел шрам в форме солнца, тот самый, который вместе с жизнью подарила ему Морена. Теперь этот шрам перечёркивал другой – от разорванной клятвы. Будто копьё, он пронзал солнце. Василиса очертила пальцами их контуры.
«Моё солнце. Холодное зимнее солнце».
Она поцеловала шрам и двинулась наверх – к шее, наслаждаясь каждым протяжным вздохом Кирши, откликаясь на ласку его нежных рук. Наконец оба они никому не принадлежали, кроме самих себя. Они отдавали себя теперь добровольно, не потому, что не могли иначе, а потому, что оба того хотели. Узнавать друг друга и познавать. Любить.
Любить.
Василиса обняла Кирши, прижалась всем телом – кожа к коже – так близко, что почти чувствовала, как бьётся в груди его сердце, и уткнулась носом ему в шею.
Любить.
Кирши оплёл её руками, туго и сильно прижимаясь. Перевернулся, подминая Василису под себя и укрывая от всего мира.
Любить.
Он защищал её, а она защищала его.
Остатки одежды полетели на пол. Не осталось ни преград, ни секретов, ни сомнений, только они вдвоём, такие, какие есть. Израненные, отмеченные шрамами снаружи и изнутри, но всё ещё живые.
На кухне было тихо. Лель сосредоточенно рассматривал разбитую скулу Атли. Болело знатно, и, судя по ощущениям, синяк подбирался к глазу.
– Ты не уворачивался? – Лель промокнул ранку чистой тряпицей, собирая кровь.