Василиса открыла глаза:

– Это очень красиво, но я ничего не слышу.

– Магия была для тебя всем. – Лель доверительно заглянул чародейке в глаза. – Она была твоей опорой, но она же причинила тебе страшную боль. Она сделала тебя жертвой. Не будь в тебе магии, ты бы ни оказалась на том алтаре, не стала бы игрушкой Морены, не осталась бы совсем одна в чужом для тебя мире. Тебе бы не было больно.

Василиса сжала челюсти. В носу защипало. Не было бы шрамов, чёрных пальцев, пророчества, не было бы клятвы верности, она не попала бы в руки Финиста, и он не сделал бы с ней всех тех вещей… На глаза навернулись слёзы, и Василиса быстро заморгала, отгоняя их.

– Не отмахивайся от своей боли. – Лель взял её за руку и ласково заглянул в глаза. – Всё, что было с тобой тогда, всё, о чём я знаю и о чём не знаю, – всё это было ужасно, несправедливо, страшно. Не прячь эту боль и не гони. Она – тоже часть тебя, важная часть. Она может быть магией, освободи её. – Лель раскрыл ладонь Василисы и прижал к земле, накрыв своей. – Ты была беззащитна. Одинока. Потеряна. Все покинули тебя, а ты покинула магию, чтобы защититься от той боли, от которой могла. Теперь ты свободна. Тебе больше не нужно защищаться. Ты больше не одна. Магия – твоя магия – тебе не враг.

Василиса тупо смотрела на их с Лелем сцепленные ладони, слёзы градом лились на землю, впитываясь и исчезая, становясь частью почвы. Лель подтолкнул, совсем немного, его чары защекотали кожу, и в Василисе что-то щёлкнуло. Земля заговорила. Зашумела, зашуршала жизнью, древним, могучим гулом проходя сквозь всё тело. Страх липким холодом пробежал по спине, и Василиса задрожала.

– Магия могущественна и сильна. – Голос Леля стал тихим и вкрадчивым. – Она может разрушать, а может рождать нечто прекрасное.

Он приподнял ладонь Василисы, и под ней медленно распрямился цветок одуванчика.

– Кто-то думает, что боль учит нас бояться. А я думаю, что боль учит нас беречь от неё других.

Василиса смотрела на яркий цветок, повернувший к ней свою жёлтую голову, и не верила своим глазам. Повела пальцами, чары узлом стянулись в сердце, и одуванчик ещё немного подрос, распуская новые листочки.

– Это ты сделал? – спросила она. Сердце кольнуло, Василиса охнула, гул умолк, чары рассеялись, и одуванчик поник.

– Мы сделали это вместе, – улыбнулся Лель. – Следующий ты вырастишь сама. Когда придёт время.

* * *

Ужин в тот вечер вышел на удивление весёлым и шумным. Напряжение, сперва витавшее над столом, исчезло к третьей кружке мёда.

– Пришлось сказать, что Атли – моя жена! – рассказывал Лель под общий одобрительный смех.

– Жаль, я этого не видел. – Даже Кирши улыбался, глядя на пунцового до кончиков ушей Атли. – Может, примеришь медальон?

– Обойдёшься, – скорчил рожу тот и пригубил мёда. – Мне одного шутника достаточно.

– А я, – Василиса громко поставила кружку на стол, – в одном из миров встретила говорящего коня! Правда, я так и не поняла, он взаправду говорил или дело всё же было в грибах…

Все засмеялись. И Василиса хохотала, и любовалась улыбкой Кирши, и наслаждалась тихим смехом Леля, и отмечала, как забавно от смеха морщит нос Атли. Ей было и тепло, и хорошо так, как не было уже очень и очень давно. Сохранить бы этот момент, вобрать в память и возвращаться, возвращаться, возвращаться. Хотя зачем возвращаться? Василиса обвела весёлым взглядом троих своих спутников и решила, что таких моментов в их жизни должно стать гораздо больше. Не важно, что с ними случится и куда их заведут судьба, пророчества или злые силы, они должны продолжать радоваться, должны смеяться, должны жить.

Кружки встретились, расплёскивая мёд на стол. Напиток обдал сладостью язык и согрел грудь. Василиса, уставшая после занятий, разомлела и раскраснелась. Вскоре комната стала ей мала, и чародейку потянуло на свежий воздух.

Пока Лель показывал Атли с Кирши фокусы, заставляя веник зеленеть и цвести, Василиса улизнула из кухни и направилась к заднему двору – так они стали называть прогалину, на которой упражнялись с мечами.

* * *

Атли заметил, как Кирши тенью выскользнул из кухни вслед за Василисой. Под рёбра кольнуло, но он заставил себя отмахнуться от этого чувства и повернулся к Лелю.

– Кажется, им не понравились мои фокусы, – хихикнул Лель, отставляя в сторону веник, покрытый мелкими жёлтыми цветами.

Атли рассеянно кивнул. Как он ни сопротивлялся, его мысли покинули кухню вместе с Кирши. Почему он ушёл за ней? Он всегда уходит, как бы Атли его ни держал. Тревога нахлынула, захлестнув Атли с головой.

Лель плеснул в кружки ещё мёда. Ставшее более мрачным настроение Атли от него не укрылось, и Лель ободряюще улыбнулся.

– Вы ещё не разговаривали? – спросил он будто бы непринуждённо.

Атли отвёл взгляд и хлебнул мёда. Вопрос отчего-то застал его врасплох. Захотелось размять ноги, Атли встал и сделал несколько шагов по комнате.

– Нет. Из Кирши слова не вытянешь, а я не знаю, что говорить. Не уверен, что ему вообще нужны мои слова. Оборви нить, так его тут же и след простынет. И что тогда со мной будет?

– Будет больно. Но ты справишься. – Лель сел на стол и склонил голову набок. Свет свечи красиво очертил его лицо и затерялся в карих глазах.

– Ты говорил, что я не буду один. – Атли развернулся всем телом и упёр руки в столешницу по обе стороны от Леля, оказавшись волнующе близко.

– Так и есть, ты…

Атли не дослушал и потянулся к его губам. Лель замер на мгновение, но в последний миг отвернулся, и грудь Атли наткнулась на его ладонь. Лель ласково отодвинул его от себя.

– Ты не будешь одинок, если отыщешь опору в самом себе. Ты не исчезнешь, а…

Стало больно. Атли разозлился и до боли в пальцах вцепился в столешницу.

– Ты сказал, что будешь со мной, – требовательно произнёс он.

– Но не так… – смущённо выдохнул Лель и печально взглянул на Атли: – Ты…

Атли его не дослушал. Он вылетел из кухни и помчался по коридорам, на ходу ловя запах Кирши и слепо следуя за ним. В груди клокотал гнев. Один. В конце концов, он каждый раз будет оставаться один. Вот поэтому он и не отпускает Кирши, поэтому он и нужен ему как воздух, поэтому сейчас Атли нёсся к нему, надеясь вновь сделать своим. Он изо всех сил тянул за нить клятвы, чтобы почувствовать на том конце живое тепло.

* * *

Одуванчик так и рос посреди прогалины, на ночь свернув лепестки. Василиса присела перед ним на корточки и какое-то время просто разглядывала, пытаясь уловить что-то похожее на то, что ощущала во время занятий с Лелем. Коснулась лепестков пальцами, думая о тепле в груди, которое ей подарил мёд, и ища в этом тепле чары. Пусть цветок распустится. Маленький пасс рукой. Аккуратный и лёгкий, будто движение крыльев бабочки. Василиса выдохнула.