подчиняется мыслям. Фогель молча кивает.

Лукас решительными шагами направляется к Тьеррену, который стоит неподалёку со стражами, сопровождавшими нашу карету на пути к поместью. Слов издали не расслышать, до меня долетают лишь обрывки подробных приказаний Лукаса — Фогель по-прежнему не сводит с него злобного змеиного взгляда.

Лукас и Тьеррен обмениваются несколькими фразами, а рядом со мной солдаты, Лахлан Грей и священник Сильверн тоже затевают тихий разговор. Лахлан вдруг со всей возможной почтительностью обращается с вопросом к Фогелю, вынуждая верховного мага обратить ядовитый взгляд на нового собеседника.

Воспользовавшись тем, что Фогель отвлёкся, Лукас торопливо возвращается ко мне.

— Я вернусь, как только смогу, — говорит он до странности холодным и официальным тоном. Крепко обняв меня, он склоняется, чтобы поцеловать меня на прощание.

Коснувшись губами моей щеки, он вдруг стискивает мой локоть.

— Твоя магия… — отрывисто шепчет он мне в самое ухо. — Какую её часть ты можешь призвать заклинанием?

— Всю… — задыхаясь от страха, еле слышно отвечаю я.

Лукас отстраняется. Когда наши взгляды встречаются, я с ужасом вижу в глазах Лукаса страх. Он боится за меня. Снова качнувшись вперёд, он ещё сильнее сжимает мою руку и настойчиво шепчет:

— Никому не говори.

Я с невообразимым трудом киваю в ответ. Лукас взглядом напоминает мне об опасности, советуя быть настороже.

Стражи Фогеля, все маги пятого уровня, окружают нас, ожидая, когда Лукас присоединится к ним.

Отпустив мою руку, Лукас коротко прощается со мной взглядом. Ему явно не хочется уходить, и от этого мне ещё страшнее. Без Лукаса я совершенно беззащитна. Однако выбора нет. Фогель ждёт.

Скрывая чувства за маской безразличия, Лукас отвешивает мне традиционный поклон.

И уходит.

Глава 10. Приказы

Эллорен Гарднер

Шестой месяц

Валгард, Гарднерия

Побег.

Разглядывая широкие спины стражников, выстроившихся снаружи за великолепными витражными окнами моей спальни, я могу думать только о побеге.

Грудь сжимает от дурных предчувствий.

Вдобавок к внушительным стражникам в парке поместья появляются и военные верхом на лошадях. Дверь в мою спальню вытесана из тяжёлого куска железного дерева, за ней тоже стражники, правда только двое.

«Нас с Лукасом почти загнали в ловушку».

Из головы у меня не идёт образ Тёмного Жезла, которым так искусно овладел Фогель, да и воспоминания о тягостных встречах с парализующей сумрачной магией тоже не дают спокойно вздохнуть. Этой жестокой магией тьмы он и поглотит меня, как только узнает, кто я на самом деле.

Однако внезапно перед глазами встаёт образ другого Жезла и сияющего звёздным светом древа, способных уничтожить Фогеля и его мёртвое дерево мрака.

И этот Жезл послушен мне.

Жезл Легенды.

Прячась за массивной кроватью, я опускаюсь на колени и вытаскиваю Белый Жезл из-под подкладки походного мешка. Пламя в печи и фонарь на стене отбрасывают на мои дрожащие руки янтарные блики, пока я разворачиваю платок, в который тщательно обёрнут мой Жезл. И хотя, насколько я помню, его способность проводить магию как будто бы уснула — Тристану так и не удалось до него достучаться, — магия в моих линиях вспыхивает, стоит мне приблизиться к легендарному Жезлу, стремится к бледной плотной древесине.

Мне нестерпимо хочется его коснуться, ощутить кожей гладкую белую поверхность рукоятки, однако я не позволяю себе такой вольности и лишь молча смотрю на него, словно зачарованная. Великолепная работа… и дерево такое светлое, молочно-белое с перламутровым отливом.

В нём будто заключена путеводная звезда.

На мгновение мне кажется, что Жезл тоже смотрит на меня, и я вздрагиваю.

Перед мысленным взором появляются яркие картины: белые птицы, тёмное мёртвое дерево, вспышка яркого света — образы следуют один за другим, быстро сменяя друг друга. Я машинально вскидываю голову, меня наполняет бурлящая энергия, и я вдруг отчётливо понимаю: Жезл надо держать как можно ближе, не расставаться с ним.

И не позволить Фогелю наложить на него лапу.

С колотящимся сердцем, я потуже заворачиваю Жезл в платок, заталкиваю его в голенище ботинка и поправляю длинную, до пола, нижнюю юбку.

Мне всё сильнее кажется, что опасность близко, и с огромным трудом я не позволяю себе вцепиться в любой деревянный предмет в пределах досягаемости и выпустить наружу смертоносный магический огонь.

Сжав правую руку в кулак, я усаживаюсь в мягкое кресло у печки и выковыриваю из-под ногтей крошечные обломки сосновой древесины, которую нацарапала ещё в карете. Покончив с щепками, я обессиленно склоняюсь к коленям и тру ладонями глаза. Дыхание вырывается из моей груди прерывистыми неритмичными всхлипами. Надо взять себя в руки.

«Успокойся, Эллорен. Ты должна быть сильной. Что сказали бы твои братья? Какой хотели бы видеть тебя друзья?»

Я вспоминаю Диану Ульрих, мою близкую подругу-ликанку, почти сестру. Она так отважно встречала любую опасность! Думая о Диане, я постепенно успокаиваюсь, дыхание выравнивается, и сердце бьётся в нормальном ритме.

Убедившись, что нездоровая тяга к древесине больше не грозит захватить меня целиком, я медленно разжимаю правую руку и рассматриваю темнеющие на ладони линии обручения.

Иногда, впрочем, бросая короткие взгляды на стражей за окном.

«Если Лукас не вернётся, я вылезу в окно, спрячусь за кустами и сбегу… И охранники очень быстро меня поймают».

Меня уже в который раз охватывает отчаяние, и я снова сжимаю в кулак правую руку, которой обычно держу волшебную палочку.

«Лукас, отправит ли Фогель тебя на мои поиски? Что я буду делать, если верховный маг отошлёт тебя куда-нибудь далеко?

Я сбегу, вот что я сделаю.

Ну да! Конечно! Если меня не убьют ву трин. А если у них не получится, гарднерийцы быстро догадаются, что и кин хоанг охотились не за Лукасом, а за мной».

Я ещё долго сижу у огня, бессмысленно перебирая возможные способы побега, когда мои размышления прерывает скрип открывающейся двери.

В гостиной раздаются тяжёлые шаги, и я мгновенно вскакиваю и подбираюсь к двери в спальню.

Совсем рядом гремит голос Лахлана Грея:

— Все свободны, можете идти!

Опять топот тяжёлых сапог, и стражи, застывшие было у дверей моей спальни, уходят. Где-то вдали хлопает дверь.

Наступает тишина.

— Итак, — наконец неторопливо произносит Лахлан, — тебя разжаловали.

— Временно.

При звуке такого знакомого и совершенно невозмутимого голоса я с облегчением беззвучно вздыхаю.

«О Древнейший! Он вернулся!»

Медленно и осторожно я отпираю дверь и едва заметно приоткрываю створку, молясь, чтобы отец Лукаса не услышал металлического лязганья замка или скрипа петель. Мне везёт, всё тихо — и я приникаю к тончайшей щели.

Лукас стоит у пылающего камина, отбрасывающего блики на книжные полки и деревянные стены. Раздаётся