Берсенев нахмурился:

– Допускаю, что она была повенчана с Игнатием, но женой егоона не была.

Емеля растерянно хлопнул глазами, но Берсенев знал, чтоговорил. Знал доподлинно!

– Это вы к тому, барин, что свидетельства об их венчании таки не нашли? – робко проговорил Емеля. – Да, пропало… Я нарочно к Степанидеездил – но и у нее того свидетельства не оказалось. Пропала бумага! А ведь поней…

Он испуганно захлопнул рот.

– По ней Лаврентьево должно принадлежать Ирене, – кивнулБерсенев. – Да что в той бумаге! Я ей и Лаврентьево, и Берсенево отдам, толькобы она была жива! Проклятый немец, проклятый Адольф! Шекспирову Яго и не снилосьтакое коварство! Не иначе кара небесная настигла его в той конюшне, где оннашел свой конец, иначе я разорвал бы его на части своими руками.

Емеле было что уточнить относительно этой небесной кары,однако он счел за благо промолчать и не перебивать барина.

– Напоследок он оставил мне письмо – прощальное письмо,полное самых гнусных издевок. Вернее, это письмо нашли на его мертвом теле.Очевидно, Адольф Иваныч намеревался его с дороги отправить. Письмо несколькоразмокло, и чернила расплылись, однако разобрать написанное было вполневозможно. Он писал, что наконец-то получил возможность свести счеты сглупцом-русским, на которого принужден был работать, что он презирает русскуюдоверчивость и глупую готовность открывать свою душу всякомувстречному-поперечному. Он давно задумал обобрать меня, он нарочно довел досмерти Игнатия, а уж появление Арины, то есть Ирены, стало для него истиннымподарком судьбы. Он сразу понял, что я потерял от нее голову, потому и дал ейроль, потому и предоставил относительную свободу, надеясь, что между намислучится… – Берсенев запнулся. – Он угадал! Я полюбил Арину, а когда послеспектакля она исчезла вместе с тобой, окончательно лишился рассудка. Макридинабыла в сговоре с Адольфом Иванычем, она молчала… теперь мне это понятно. Вашеисчезновение и мое горе дали немцу возможность беспрепятственно завладетьденьгами и бежать с ними. Они пропали, а может быть, он их где-то припрятал,надеясь вернуться за ними позже.

Емеля хотел кое-что прояснить относительно судьбы этихденег, но вспомнил старинную пословицу о том, что молчание – золото, и прикусилязык. «Вот так так! – подумал он. – Кабы мы обшарили тогда карманы гнусногоАдольфа, все совсем иначе вышло бы! Но даже в голову не взошло. А не то и вбега не пришлось бы ударяться, и дуэлей бы этих глупых не было, и Аринка,значит, не лежала бы, кровью истекая…»

На глаза его навернулись слезы.

– Барин, – пробормотал Емеля глухо. – Простите, ради Христа,но ведь Адольф проклятущий и нас вокруг пальца обвел, как и вас. Не гневайтесь,окажите ваше милосердие!

– Да не гневаюсь я, с чего ты взял! – пожал плечамиБерсенев. – Ты вот давеча сказал, будто за честь сестры вступался. Значит,Ирена тебе как сестра? А я уж подумал было…

– Ни-ни, барин! – твердо сказал Емеля и даже пальцем поводилперед носом для усиления впечатления. – Ни-ни! Сердце мое навеки отдано другой.Я все это время только и мечтал воротиться да жениться на ней. И коли выпростите меня, то отдайте за меня Матрешу!

– Голову бы тебе оторвать, – буркнул Берсенев. – На кол бытебя посадить, как в старину саживали! Четвертовать бы тебя! Колесовать! А,ладно, бери свою Матрешу! – махнул он рукой, и Емеля, уже несколько разпростившийся было с жизнью, осмелился наконец перевести дух. – Да что ж они такдолго там! – жалобно вскричал вдруг Берсенев. – Если она умрет… – И он такпокосился на Емелю, что тот лишь понурился, поняв: не видать ему ни Матреши, нижизни, если…

– Господа! – Из тумана появился доктор. – Где мой экипаж? Язакончил перевязку, даму нужно отвезти в покойное место.

Появился Станислав Белыш, и Берсенев невольно простер к немуруки, увидев, что тот несет Ирену. Голова ее лежала на его плече, и Берсеневвдруг остро захотел убить этого молодого человека. С трудом удалось вернутьсебе подобие спокойствия, вспомнив, что это брат Ирены.

– Я хочу увезти ее в город, в хорошую гостиницу, – сказалБелыш, тяжело дыша. – Как думаете, доктор, выдержит она поездку?

– Да вы что?! – Доктор воздел руки. – Это же день пути.Самое большее версты три можно позволить. Хотя молодой организм, конечно… ирана навылет… и крови она немного потеряла…

– Белыш, послушайте, – рванулся вперед Берсенев. – Моеимение, Лаврентьево, в двух верстах отсюда. Там великолепный дом, уход за вашеюсестрою будет отменный. Доктор поедет с нами.

– Да как же?! – заикнулся было тот, однако Емеля с такойсилой дернул его сзади за пыльник, что доктор от неожиданности умолк.

– Какое может быть Лаврентьево? – неприязненным тономпробормотал Станислав Белыш. – Как я могу везти в ваш дом Ирену, если я намеренв ближайшее время стреляться с вами, сударь?!

– Господи Боже! – ахнул Емеля. – Еще того не легче! Да зачто же?!

– За то же, за что собирались стреляться вы, милостивыйгосударь, – сухо ответил Белыш. – За честь сестры!

И тут он заметил превращения, происшедшие с лицом егособеседника… Глаза его стали по-детски круглыми:

– Господин Софоклов! Что с вами?! Что с вашим лицом?!

– Вы видите перед собой истинное лицо господина Софоклова, –объяснил Берсенев. – Но сейчас не о нем речь. Вы намерены стреляться со мной? Увас для этого есть все основания. Однако не соблаговолите ли прежде выслушатьмои объяснения? В любом случае сейчас следует думать не об удовлетворениичьей-то мстительности, а прежде всего о здоровье Ирены. Никакие законыгостеприимства не помешают нам сойтись на поединке, если мое предложениежениться на вашей сестре вас не удовлетворит.

– Жениться? – Станислав покачнулся от неожиданности. – Номне кажется, она замужем за другим. Она жена графа Игнатия Лаврентьева… вовсяком случае, так мне признался священник в одной церковке на Островах послетого, как я чуть не вытряс из этой канальи всю душу! В поисках сбежавшей сестрыя Санкт-Петербург и Нижний Новгород вверх дном поставил, а нашел ее…

– Игнатий Лаврентьев умер, – сказал Берсенев. – Но садитесьже в коляску, не то вы сейчас упадете и уроните Ирену! Садитесь, и мы поедем.По пути я вам все объясню. Емеля, где Байярд? Веди его сюда. Поедешь на немрядом с коляской.

– Слушаюсь, ваше сиятельство!

– Чудеса в решете, – пробормотал Станислав Белыш, слушаяэтот диалог.