Значит, был заказ.

— И тебя не интересует, кто?

— Меня не интересуют пешки, — сказал Данил. — Назови этосамым откровенным снобизмом, но я предпочитаю иметь дело с ферзями. Или, какминимум, с офицерами… Ну, мне пора в отель.

— А ты не думаешь…

— Не думаю, — сказал Данил. — Меня гораздо проще хлопнуть натерритории Рутении. Скандала не в пример меньше. Ракуту-то легко списать напресловутые бандитские разборки, никто и не удивится, а я как-никак человекреспектабельный и заметный.

…Принимая ключ от очаровательной блондинки за стойкой, онуже знал, что дело нечисто. Нельзя требовать от смазливых блондов той жевыдержанности, что от Штирлица с папашей Мюллером. Взгляд у нее явственновильнул, сучий был у нее взгляд, нашкодивший…

«Ну и ладненько», — подумал Данил без особого волнения.Боковым зрением видел Янину, с отрешенным видом стоявшую у киоска с косметикой.Вздохнув про себя, направился к лестнице. Интересно, ч т о? Труп под столом?

Несовершеннолетняя гимназистка в порванном платьице? Бумагисо стола министра обороны? А ведь штатский, непринужденно свернувший на ту желестницу, явно приклеился…

Вставим ключик, аккуратненько его повернем — ну не бомба жепод дверью, в самом-то деле…

— Стоять! Полиция!

Он ухитрился не вздрогнуть, когда из его же собственногономера навстречу азартно кинулись двое в штатском, сгребли за руки и проворнозащелкнули наручники. Стоял, как столб, штатский с лестницы проворно вошелследом, а за ним еще один, на вид ровесник Данила, лысоватый и неприметный, стем равнодушием во взоре и походке, что вырабатывается долгими годами рутиннойпахоты. А пожалуй что, ты здесь и старший, подумал Данил, под непреклоннымнапором двух пар рук усаживаясь в кресло. И, пожалуй, ты еще в старые временанабирался опыта, на партийных собраниях не одни портки протер…

— Пан Черский? — осведомился ровесник. — Это ваш номер?

— Да вроде бы, — сказал Данил. — Выглядит совсем как мой, даи ключ подошел… Положительно, мой. В чем дело?

Лысоватый продемонстрировал удостоверение. Чертовски мило.Контрвывяд .

Там, конечно, несколько уклончивее все сформулировано, в егосиней ксиве, но мы-то знаем, что почем…

— И вы, конечно, в состоянии присовокупить к этомусерьезному удостоверению еще и санкцию прокурора, пан подполковник? — светскимтоном осведомился Данил.

— Не торопитесь, — сказал лысоватый, значившийся вудостоверении как подполковник Барея (что, впрочем, ни о чем еще не говорило).— Пока что проводятся оперативные мероприятия, которые санкции прокурора не требуют.— Он ловко выдвинул ящик стола. — Это ваш пакет?

— Впервые вижу, — пожал плечами Данил. — Когда я отсюдауходил, ящик вообще был пуст.

— Да что вы говорите… — Он обернулся к своим:

— Приступайте.

В роли понятых выступали испуганная молоденькая горничная инепонятный мужичок, неведомо откуда извлеченный. Первым делом импродемонстрировали пакет и дали туда заглянуть — а вот Данилу этого со своегоместа сделать не удалось, — потом штатские с большой сноровкой обшарилиоднокомнатный номер, что не заняло много времени. Данил попросил закурить — неотказали, но сунули свои, а его пачку приобщили к прочим вещичкам. Формалистычертовы.

Особой тревоги он не испытывал, но на душе все же былонеспокойно увлекшись, мог и переиграть, чересчур положиться на возможностистарого друга, с которым на пару охраняли заклейменных историей генсеков.Всякие бывают случайности…

— Ну, собирайтесь, пан Черский, — распорядился Барея и,когда Данил встал, ловко накинул ему на руки его же собственную куртку. —Пойдемте все вместе, как старые друзья, к чему смущать мирных постояльцевкиношными зрелищами…

Они всей компанией покинули здание через парадный вход.Данил моментально высмотрел Янину — она лениво листала яркий журнал возлекиоска и словно бы не заметила шествия.

Его усадили в цивильную машину, снабженную, правда, мощнойрацией. Ехали недолго. Остановились возле полицейского участка, где вуединенной комнатке Данила заставили откатать пальчики, — дали потом, правда,возможность тщательно отмыть руки. И запихнули в узенькую тесную камеру,предварительно избавив от шнурков, ремня, часов и содержимого карманов.

Оставшись один, Данил, чтобы убить время, принялся вдумчивоизучать узилище. Вольготно отдохнуть на привинченных к стене узенькихдеревянных нарах мог разве что мазохист. После первого, беглого изучениявременного пристанища стало ясно, что оно никоим образом не рассчитано нагоспод шпионов, согласно незримой табели о рангах все же стоящих на ступенькувыше примитивных «пияков» и «лобузов». В углу доисторическими отложениямизасохла блевотина, стены покрыты наскальной живописью на четырех языках, изкоторой Данил узнал, что Баська — шлюха, Бронек — стукач, менты как быликозлами при красных, так ими и остались, а Михель из Бремена невиновен и потомупризывает кары небесные на головы польских… (Эпитет был старательно стерт,очевидно; каким-то пьянчужкой, в котором нежданно-негаданно ожило чувствопатриотизма.) Имелась совершенно непонятная надпись на арабском, а такжекартинки и декларации, несомненно, оставленные Даниловыми соотечественниками,вряд ли слушавшими когда-либо Моцарта да вдобавок не отягощенными знаниемродной грамматики.

В коридоре временами начиналось оживление — вели пьяных,качавших права совершенно по-российски, с той же славянской экспрессией,какой-то типчик орал что есть мочи, что это ошибка и нож был вовсе не у него, ау паскуды Генека, но здешние граждане начальнички, судя по звукам, верить былине склонны, а потому в два счета утихомирили подзатыльниками. К Данилу такникого и не подсадили, даже в глазок никто не заглядывал.

Примерно через полчаса заявился хмурый капрал, поставилпрямо на нары, благо больше некуда было, подносик с чашкой сквернейшего даже навид кофе и ломтем хлеба с куском ливерной колбасы.

— Это зачем? — полюбопытствовал Данил.

— Может, пан у нас задержится, — флегматично сообщил капрали убрался.

Детские подначки, констатировал Данил. Скучно ему нарутинном дежурстве, надо полагать, вот и решил под видом заботы о желудкезаключенного поглазеть на шпиона. Если пан и задержится, то уж, конечно, не вкамере для алкашей…

Еще через полчасика он все же съел и выпил принесенное —как-никак не обедал. Посидел на нарах, сколько смог выдержать, — и вновьпринялся бродить по камере.

Прошло не менее двух часов, прежде чем явился Барея. Взял уоставшегося в коридоре капрала два обшарпанных казенных стула, протянул одинДанилу и жестом велел стражу запереть дверь. Не спеша достал сигареты,поинтересовался:

— У вас есть претензии?

— Не могу пока сформулировать, — пожал плечами Данил.