– Огонь! – рявкающим голосом скомандовал Монбар.

Два выстрела слились в один.

Пуля Олоне перебила ружье Босуэлла, когда тот держал его навскидку, и в сжатых пальцах флибустьера остался только приклад. Олоне был бледен как полотно и покачивался; он уронил ружье и крепко прижал руки к груди, словно задыхаясь.

Все произошло в считаные мгновения.

Красавец Лоран, Мигель Баск и остальные флибустьеры, как и было оговорено, держались в стороне; перипетии поединка, казалось, их нисколько не занимали, хотя на самом деле они наблюдали за происходящим самым пристальным образом, поскольку питали живейшую симпатию к Олоне.

– Вперед! – прокричал Монбар.

Босуэлл вздрогнул, губы его искривились в зловещей усмешке, он издал сдавленный возглас, больше похожий на тигриный рык, и, потрясая топором, полусогнувшись, с ошалелым видом кинулся опрометью на соперника.

И тут Олоне выпрямился, глаза его вспыхнули; он схватил топор и ринулся навстречу противнику.

Послышался резкий, металлический скрежет топоров, ударившихся друг о друга несколько раз подряд; вдруг Олоне вскрикнул, обхватил противника своими крепкими руками, сбил его с ног, и они вдвоем покатились по земле.

Но уже через мгновение было видно, как Босуэлл растянулся на траве, а Олоне продолжал удерживать его, упершись коленом ему в грудь, левой рукой схватив его за горло и занеся правую, с топором, у него над головой.

– Сдавайся, презренный негодяй! И покайся! – вскричал молодой человек.

Босуэлл только яростно крикнул в ответ, предприняв отчаянное усилие, чтобы вырваться из железной хватки противника, но безуспешно.

– Что ж, тогда сдохни как собака! – не унимался Олоне.

И тут же почувствовал, как кто-то держит его за руку.

Он невольно обернулся – и воскликнул от удивления и восхищения.

Слегка склонясь над ним, едва придерживая своей тонкой ручкой огромную рукоятку топора, Майская Фиалка, бледная точно призрак, но улыбающаяся, взывала к нему своим чарующим взглядом, лучащимся из-под полуприкрытых век. Против трогательно-умилительного выражения ее глаз никак нельзя было устоять.

– Чего тебе? – изумленно проговорил молодой человек, не понимая, по причине своего простодушия, кто перед ним – то ли девушка во плоти и крови, то ли неземное существо, неподвластное человеческой природе.

Монбар, Дэникан и остальные Береговые братья, удивленные, помимо своей воли, столь необычной сценой, незаметно подошли ближе и окружили ее участников.

– Ты одолел его, – отвечала девушка мелодичным голосом, дивные нотки которого мягко проникли в самое сердце флибустьера. – Будь же милосерден, отдай мне его жизнь.

Олоне было вскинул руку в знак протеста, но девушка тут же остановила его.

– Сам Господь удержал тебя от искушения поразить смертью злодея, – продолжала она с дивной улыбкой. – Так не будь же неблагодарным, ибо пролитая кровь, – прибавила она со вздохом, – оставляет несмываемое пятно.

Олоне, почти зачарованный ее трогательными словами, с тревогой и недоумением огляделся по сторонам. Береговые братья кивнули в знак согласия.

– Ты не отвечаешь мне? – промолвила девушка таким восхитительно-певучим голосом, что юношу насквозь пронизала дрожь.

– Ладно! – смягчив свой грубоватый голос, выдохнул он. – Раз ты просишь, пусть живет. Но только тебе одной я вверяю его жизнь.

– Спасибо, друг, – тепло поблагодарила девушка. – Скажи, как тебя зовут, и я сохраню твое имя в памяти, – прибавила она с пленительной грустью. – Я, Майская Фиалка, дитя Господне и дочь Береговых братьев.

– Меня, Майская Фиалка, – нетвердым голосом ответствовал молодой человек, – зовут Олоне.

– Хорошо, – продолжала она, всплеснув руками, точно безрассудный ребенок, пока еще не сознающий своих действий. – Ты добрый, Олоне, и благородный, и я тебя люблю!

Заслышав эти слова, такие простые, идущие от сердца, молодой человек вздрогнул, лоб его омрачился, но он сумел совладать с собой.

– Я тоже люблю тебя как брат, – сказал он.

– Хорошо, друг, – отвечала девушка, подавшись чуть назад.

Олоне отшвырнул топор подальше и протянул флибустьеру руку.

– Босуэлл, – проговорил он с улыбкой, но довольно холодно, – все забыто, вставай. Сам ангел избавил тебя от моей мести, будем же друзьями!

– Никогда! – глухим голосом проревел капитан.

И, резко оттолкнув руку, которую подал ему великодушный противник, одним рывком вскочил на ноги.

Минуты две или три тягостная, гнетущая тишина сковала очевидцев этой невероятной сцены.

Босуэлл, вынужденный сдерживать ярость, до крови искусал себе губы, обводя диким взглядом окружавших его Береговых братьев; Монбар и его товарищи, бледные и хмурые, очевидно охваченные какой-то тайной мыслью, смотрели на флибустьера с необъяснимой тоской. Олоне тщетно пытался разглядеть Майскую Фиалку – девушка исчезла с быстротой напуганной лани, не оставив после себя никаких следов.

Наконец Босуэлл решился нарушить молчание, становившееся с каждой минутой все более тяжким.

– Надо с этим кончать, – проговорил он глухо, но достаточно громко, чтобы присутствующие его слышали.

Тогда вперед вышел Красавец Лоран и жестом, исполненным высочайшего достоинства, заставил его молчать.

– Босуэлл, – сказал он твердым голосом, – Совет двенадцати поручил мне довести до тебя свое решение, единогласно принятое по поводу тебя нынче в два часа ночи.

– Совет двенадцати! – пролепетал флибустьер не то с удивлением, не то с ужасом. – И чего же нужно от меня совету?

– Слушай, – все так же бесстрастно продолжал Красавец Лоран, – я говорю не от себя лично, а от имени совета. Я лишь его глашатай.

– Ладно, я готов слушать тебя, Лоран.

– Совет, – холодно заговорил Береговой брат, – учитывая, что ты преднамеренно нарушил законы гостеприимства, будучи приглашенным к герцогу де Ла Торре и таким образом удостоенным высокой чести… что ты искал ссоры с одним из твоих братьев, оказавшимся вместе с тобой за столом в доме у герцога… учитывая также то, что ты без всякой на то причины оскорбил Олоне, которого даже не знал и которого, стало быть, просто не мог ненавидеть… а кроме того, учитывая, что, допустив подобное поведение, ты нарушил свою клятву, обязывающую тебя почитать каждого флибустьера как друга и брата, с которым категорически запрещается вступать в дрязги без согласия совета и без серьезных на то оснований… Совет объявляет, что ты изгоняешься из нашего союза и, соответственно, лишаешься всех прав и привилегий, которыми пользовался как Береговой брат. Совет также постановляет, что все гавани, принадлежащие флибустьерам, отныне будут для тебя закрыты и все отношения с тобой прерваны, ибо ты нарушил законы и попрал честь нашего союза. Помимо всего означенного, совет приказывает тебе нынче же до полудня покинуть Санто-Доминго и больше никогда не подходить к его берегам; в дополнение к изложенному, ты приговариваешься к выплате штрафа в размере пятнадцать тысяч пиастров, притом что оговоренная сумма будет поделена между самыми нуждающимися Береговыми братьями. Совет также уведомляет тебя, что в случае невыплаты означенного штрафа твой корабль, стоящий сейчас на якоре в гавани Леогана, подлежит аресту и будет продан с торгов в пользу тех же обездоленных Береговых братьев.