– Еще бы! Ваша правда, капитан, – согласился Кеклик. – Онцилла не даст соврать, я всегда был против этой затеи. Что нам до Испании? Флибустьеры для нас куда важнее. Вот вам мое слово, капитан Босуэлл.

– И мое, капитан, – вставил Онцилла. – Ваши доводы безупречны – к ним грех не прислушаться.

– Что ж, достоуважаемые, скажу прямо: теперь можете на меня положиться. До свидания, господа.

На том трое заговорщиков распрощались; оба чужака вышли из дома и, после того как Дэникан наглухо запер за ними дверь, направились к берегу, простиравшемуся в полулье от места их тайной встречи с капитаном Босуэллом.

Шагали они довольно долго – бок о бок и молча. Взошла луна – и ночь, еще несколько часов назад совершенно непроглядная, озарилась светом звезд и наполнилась теплыми и терпкими морскими запахами; воздух сделался до того прозрачным, что вдали можно было различать всевозможные неровности пересеченной местности, обретавшие в лунном свете самые причудливые формы.

Выбравшись наконец на морской берег, эти двое остановились: чуть поодаль они разглядели лодку, а рядом – человека, который ее сторожил.

Заметив незнакомцев, тот какое-то время к ним присматривался, после чего, довольный результатом безмолвного наблюдения, дважды свистнул, причем каждый раз по-разному.

Онцилла тотчас ответил ему похожим свистом.

Вслед за тем неизвестный подошел к лодке, стащил ее по песку на воду, прыгнул в нее, вставил весла в уключины и, сняв берет, приветствовал обоих новоприбывших.

– Готово! – доложил он.

– Погоди-ка да гляди и дальше в оба! – велел в ответ Онцилла.

И, обращаясь к своему спутнику, сказал:

– Ну что?

– Ну что? – коротко повторил другой.

– Что скажешь обо всем этом?

– Много чего.

– Хорошего или плохого?

– И того и другого. Впрочем, скорее плохого, чем хорошего.

– Значит, ты не веришь капитану Босуэллу?

– Ни на йоту.

– Но у нас есть его слово!

– Это ничего не значит.

– И что ты думаешь?

– Мы вели себя как полные дураки. Капитан много чего о нас знает и вполне мог бы нас выдать с головой, уж больно велико искушение.

– Может, ты и прав, брат.

– Конечно прав. Если упустим его из виду, пусть даже на миг, мы пропали. Он ведет двойную игру – это ж ясно как божий день.

– Стало быть, сниматься с якоря рановато?

– Напротив, снимаемся через час, как ты ему и обещал.

– Но?..

– Да погоди! Как только бриг снимется, мы переоденемся и переправимся на берег, только не в Леогане, а в Пор-де-Пэ. И попробуем там разузнать что к чему.

– К тому же у нас там добрые друзья – есть где спрятаться.

– Да нет, брат, нам нельзя показываться ни у кого из знакомых. Напротив, для нас, да и для успешного завершения нашего дела, куда важнее оставаться в тени. Мне хорошо запомнились слова капитана Босуэлла о том, как полиция орудует на Санто-Доминго. В конце концов, дружище, чем меньше мы станем обращать на себя внимание, тем проще нам будет разузнать все необходимое.

– И то верно, я об этом не подумал. А вот тебе еще новость.

– Интересная?

– Думаю, да, особенно для тебя. Впрочем, и тут без случая не обошлось, так что его и благодари. Суть же дела в двух словах вот в чем. Давеча после обеда прогуливался я, даже не знаю зачем, возле губернаторского дома, и тут слышу за стеной кактусов, живой изгородью вокруг сада господина д’Ожерона, разговор: говорили двое – шли по дорожке и вели беседу. Это были губернатор и его племянник, господин Филипп д’Ожерон.

– Знаменитый буканьер?

– Он самый. Господин Филипп д’Ожерон все удивлялся, что госпожа герцогиня де Ла Торре довольно чисто говорит по-французски, без акцента, и применительно к испанке это показалось ему очень странным…

– Ну а нам-то что с того? – прервал его Кеклик, пожимая плечами. – Какой нам прок от этого новоявленного вице-королька не то Мексики, не то Перу, бог его знает?

– Большой, может, даже больше, чем мы думаешь, дружище. Только послушай, что на это сказал губернатор.

– Ладно, выкладывай, говорун ты эдакий, да поживей!

– Ты у меня попомнишь, приятель! Впрочем, я готов отомстить прямо сейчас – слушай: «Дорогой Филипп, – ответствовал губернатор, – лично мне кажется вполне естественным, что госпожа герцогиня де Ла Торре правильно изъясняется по-французски: она же не испанка, а француженка и принадлежит к одной из самых знатных итальянских фамилий, обосновавшихся у нас на родине вслед за королевой Екатериной Медичи. И зовут ее Манфреди-Лабом, только и всего».

– Как?! – вскричал Кеклик. – Неужели герцогиня приходится?..

– Ну конечно! – рассмеявшись, отвечал другой. – Сам господин д’Ожерон это сказал, а уж он-то, полагаю, знает, что говорит.

Кеклик побледнел как полотно – его с ног до головы прошибла дрожь.

– А ты не врешь? – продолжал он глухим голосом, не сводя пристального взгляда с товарища.

– Я сказал истинную правду, слово чести.

– Сейчас мне как никогда нужно быть на Санто-Доминго, по крайней мере то время, пока она пробудет здесь. Возвращаемся на борт – нужно все подготовить. Потом сойдем на берег.

– Здесь, в Леогане?

– Да, здесь, в Леогане. А что?

– Ты рехнулся, приятель! Подумай только, мы и шага не сможем ступить – нас вмиг раскусят.

– Будем начеку. Впрочем, даже если и раскусят, мне без разницы!

– И что же ты в конце концов собираешься делать? Чего хочешь?

– Чего хочу?

– Да.

– Хочу видеть ее! – вскричал он с непередаваемым надрывом.

И, не дожидаясь товарища, быстрым шагом направился к лодке.

– Проклятье! – процедил сквозь зубы Онцилла, последовав за ним, но не так быстро. – Проклятье! Наворотил я дел! И на кой черт угораздило меня подлить масла в огонь? Что ж, похоже, впереди нас ждет еще тот переплет! Кто из нас безмозглый кретин, как не я?

И он с силой хватил себя кулаком в грудь.

Через пять минут лодка уже шла на веслах к бригу, стоявшему на якоре в кабельтове от берега, и вскоре уткнулась в его борт.

– Дьявол! – невольно бросил Онцилла. – Да уж, нечего сказать, дал я маху. Значит, мне и исправлять ошибку. И я ее исправлю, чем бы это ни обернулось. Оставаться в стороне – чистое безумие!

Следом за тем он с веселым видом нагнал Кеклика – уже в каюте.

Босуэлл остался в гостиной у Дэникана в доме совершенно один. Он встал, взял шляпу и, по-видимому, тоже собрался уходить, когда буканьер, только что спровадивший двух чужаков, приоткрыл дверь и с любопытством заглянул в комнату.