Так Майская Фиалка стала любимицей этих жестокосердных людей; их только что не отеческие заботы поистине не знали границ; незримые стражи беспрерывно блюли ее безопасность – поэтому она могла, не пряча своей красоты, гулять, где ей заблагорассудится, во всякое время дня и ночи под надежной защитой, не боясь ни малейшего оскорбления. И горе было тому, кто посмел бы обойтись непочтительно с нею: за свою неучтивость ему пришлось бы поплатиться жизнью.

Буканьеры, народ большей частью невежественный и, главное, суеверный, вообразили себе, будто это невинное дитя, ниспосланное в их жестокий мир самим Провидением, обещало им удачу. Повстречаться с девушкой, обмолвиться с нею хоть словом уже само по себе было верным залогом успеха в предстоящих походах; а упрек, слетевший с ее уст, заставлял их призадуматься и, как следствие, измениться к лучшему; одним словом – Дева Цветов, как они с любовью величали ее, невольно стала истинной Покровительницей великого флибустьерского братства; у нее насчитывалось столько же ревностных поклонников и преданных защитников, сколько братьев ходило по Большой земле.

Такой вот была девушка, приоткрывшая дверь в гостиную и нежданно представшая перед очарованными взорами флибустьеров, собравшихся на тайную сходку.

Они втроем встали, сняли шляпы, обмахнув длиннющими перьями пол, и почтительно поклонились девушке.

Та ответила им безмолвным реверансом и собралась было быстро пройти через гостиную к другой двери – на лестницу, что вела к ее спальне, как вдруг Босуэлл вышел вперед и приветствовал ее с не меньшим почтением, чем в первый раз.

– Добрый тебе вечер, Майская Фиалка, – мягко обратился он к ней.

Девушка замерла в нерешительности.

– Отчего отвергаешь добрые пожелания на сон грядущий, милое дитя? – продолжал буканьер.

Девушка чуть заметно качнула головой, на лице у нее обозначилось выражение печали, и она обвела комнату задумчивым взглядом.

– Добрые пожелания от злых людей претят Господу, – почти шепотом промолвила она.

– Что ты говоришь, дитя? – вздрогнув, продолжал допытываться буканьер. – Неужели я такой уж злой? И враг тебе?

– У меня, бедной девушки, нет врагов, – покачав головой, отвечала она. – Дай пройти, капитан Босуэлл, я еще не успела помолиться.

Девушка сделала шаг, чтобы уйти прочь, но тут же остановилась.

– Берегись, капитан Босуэлл! – сказала она. – Бог не любит кровожадных. Ты пришел в этот дом с коварными помыслами. Бог все видит. И накажет тебя!

И, оставив троих мужчин, ошеломленных ее зловещим пророчеством, девушка легко, как птица, выпорхнула из комнаты и исчезла. Захлопнувшаяся за нею дверь дала буканьерам знать, что они снова остались одни.

– Дьявол! – воскликнул Онцилла. – Ну и отчаянная же девка! Неужто не боится бросаться такими словами?..

– Она ничего не боится и никого – ни меня, ни кого другого, – проговорил Босуэлл, вскидывая голову.

– Да кто она такая? – с усмешкой вопросил Кеклик. – И по какому праву смеет?..

– Хватит об этом, господа! – резко оборвал его Босуэлл. – Вы без году неделя на Санто-Доминго, сразу видно, иначе не стали бы называть эту девушку так, как только что назвали. Майская Фиалка, или Дева Цветов, имеет право говорить все что угодно. Прогневить ее – значит навлечь погибель на свою голову: ее здесь защищают все и каждый. Я и сам ради нее прикончу всякого, кто посмеет обидеть ее. Так что повторяю, хватит об этом. Давайте, с вашего позволения, вернемся к делам, послужившим причиной нашей встречи. Время наше дорого – не будем же терять его попусту.

– Ладно, как скажете, сударь.

И они втроем вернулись к столу.

Босуэлл наполнил свой стакан, осушил одним махом и кивнул, обращаясь сразу к обоим чужакам.

– Не мне, а вам держать слово, господа, – сказал он, – поскольку это вы искали меня и вызвали сюда. А посему соблаговолите объясниться без лишних проволочек.

Двое чужаков, казалось, не то что задумались на некоторое время, а все никак не решались заговорить. Босуэлл украдкой поглядывал на них с насмешливым выражением, не лишенным доли презрения.

Наконец тот, кто назывался Онциллой, решился взять слово, обменявшись, однако, перед тем заговорщицким взглядом с товарищем.

– Капитан, – сказал он, – мы хотим играть с вами в открытую, чтобы лучше понимать друг друга.

– Как вам угодно, господа, я же, если пожелаете, могу дать вам пример открытости со своей стороны, – усмехнувшись, отвечал Босуэлл.

– Что это значит? – надменно бросил Кеклик.

– Pardieu[44], как говорят французы, – продолжал буканьер. – Или, может, вы думаете, я прибыл на Санто-Доминго наудачу, только лишь по вашему слову? Будь оно так, я был бы круглым идиотом. Да вы сами подняли бы меня на смех, и поделом.

– Что-то не пойму я вас, капитан. Все загадками говорите, – заметил Онцилла.

– Ничуть, достоуважаемые, я говорю совершенно открыто. Когда ваш посланец передал от вас письмо для меня, в котором вы предложили мне дело на двести тысяч фунтов, предложение и впрямь показалось мне весьма заманчивым. Я люблю золото, чего там греха таить, и флибустьером заделался только ради того, чтоб поскорей да побольше его прикопить. Но я вам не какой-нибудь простачок, которого обвести вокруг пальца – раз плюнуть. Перед тем как отправиться с Ямайки сюда, где вы назначили мне встречу, я пошел прямиком к банкиру, которому вы, как явствует из вашего письма, доверили на хранение двести тысяч фунтов, причитающиеся мне в качестве награды по благополучном завершении означенного дела.

– И что? – вопросили в один голос двое друзей. – Деньги были переданы по назначению.

– Ну и вот я здесь! – продолжал он. – Счет дружбы не портит. Убедившись, что вы держите слово, я прибыл по вашему зову! И теперь жду, когда вы наконец скажете, что это за дело, ради которого вам не жаль раскошелиться и отсчитать мне эдакие деньжищи. Ежели не ошибаюсь, дело ваше, должно быть, серьезное и, главное, хлопотное. Итак, я сгораю от нетерпения – выкладывайте.

– Отлично, капитан, мы не станем испытывать ваше долготерпение, – сказал Онцилла. – Тем более сейчас, когда ваше присутствие здесь служит нам залогом вашего согласия.

– Простите, господа, я пока не сказал ни да ни нет, ибо не имею привычки заключать подобные сделки, не будучи в курсе дела. Так что покамест подожду. Сперва растолкуйте что к чему, а после, когда все прояснится, я вам отвечу честь по чести. Черт возьми! – прибавил он, рассмеявшись. – Не стану же я покупать кота в мешке!