– Долго?

– Не думаю. Сдается мне, Дрейф начнет готовиться к походу уже скоро.

– Против ваших друзей?

– Ну да. У меня же их не счесть.

– И что тогда?

– Тогда я встану на их защиту, будьте покойны. А до той поры надобно быть начеку. Для вас же важнее всего не навлечь на себя подозрения. Держитесь в стороне: поверьте, с вас не спускают глаз.

– О!

– Да, я вас предупредил.

– Спасибо, мы воспользуемся вашим советом – нас не увидит ни одна душа.

– Как это?

– Мы уйдем в море.

– Так у вас что, действительно есть корабль?

– Ну да, капитан. И вы знаете его, как никто другой.

– Я?

– Разве вы не заметили двадцатипушечный бриг, что стоит на якоре по правому борту от вас?

– Прекрасный корабль, узкий, вытянутый, с низким бортом, сильно наклоненными назад мачтами, черным корпусом, красной батареей и красными же парусами. God bless me[45], еще бы, конечно знаю! Неизменно им восхищаюсь. Должно быть, он резвый, как скакун!

– Его построили для торговых перевозок. В крутой бейдевинд выжимает двенадцать узлов, а на двух лишь румбах в бакштаг – и все четырнадцать, а то и больше.

– Гм! А как держится на воде?

– Как дорада.

– Мне бы такой!

– Все в ваших руках, капитан.

– Как? Что вы сказали?

– Я говорю, вы можете стать хозяином этого прекрасного корабля, стоит вам только захотеть.

– Серьезно?

– Я никогда не шучу, если речь идет о делах серьезных. Этот корабль мой.

– О-о! И вы отдаете его мне?

– Ежели сговоримся, капитан, он ваш: услуга за услугу.

– И что нужно?..

– Отдать мне Дрейфа! Обмен равноценный.

– Мудреное дело.

– На меньшее я не согласен.

– А двести тысяч?

– Тогда же.

– By God! Осторожничаете, достоуважаемый?

– Ничуть, просто торгуюсь, как всякий коммерсант. Сами знаете, на Большой земле ничего не дают в кредит. Только за наличные.

– Увы!

– Что вы сказали?

– Ничего.

– Простите, но я, кажется, что-то слышал.

– Верно.

– И что это значит?

– Я согласен.

– Даете слово?

– Клянусь! Вот вам моя рука.

– А вот моя.

– И моя, – прибавил Кеклик.

– Так что будем делать?

– Ждать… и лавировать в виду прохода. Ровно в десять на оконечности мыса загорится огонь – это будет вам точным сигналом, когда я выйду с рейда и нагоню вас в море. А пока глядите в оба да помалкивайте. Если через десять дней от меня не будет вестей, держите курс на Ямайку и ждите меня там.

– Так вы остаетесь здесь?

– Да, несколько дней еще пробуду: разве я не говорил – есть у меня кое-какое предчувствие?

– Да уж.

– Так вот, – с недоброй улыбкой продолжал Босуэлл, – хочу поглядеть, сбудется ли.

– Когда нам сниматься с якоря?

– Немедленно, коли есть такая возможность.

– В таком случае прощайте, капитан, и часа не пройдет, как мы поднимем паруса.

– Прощайте и удачи! Скоро свидимся.

Оба чужака встали и направились к двери, но не успели они к ней прикоснуться, как Босуэлл окликнул их.

– Ах да, простите, – сказал он, – я кое-что забыл.

– Что еще? – вопросил Кеклик, подходя к нему ближе.

– Да так, пустяк. Маленькое предостережение.

– Предостережение?

– Нет, я неправильно выразился, скорее совет. Само собой разумеется, нам больше нечего скрывать друг от друга, не правда ли?

– Полная откровенность, – с благодушным видом сказал в ответ Кеклик.

– Ну что ж, коли так, вот что я вам скажу.

– Слушаем.

– Хорошенько запомните: за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь.

– О чем это вы?

– А вы не понимаете?

– Нет, право слово.

– Ладно, придется, как видно, расставить все точки над «i».

– Сделайте одолжение, капитан. Таким образом мы устраним между нами все недомолвки.

– Идет! Итак, вы прибыли на Большую землю с двойной целью – выбирайте между ними. Что для вас важнее? Отомстить Дрейфу или же захватить Тортугу от имени Испании?

– А? Как? Что вы такое говорите?! – в смятении вскричали двое друзей.

– Желаете, чтоб я повторил вопрос?

– Не стоит, – молвил Кеклик. – И тем не менее мы не поймем…

– Господа, – хмурясь проговорил Босуэлл, – берегитесь! Игра, которую вы со мной затеяли, может для вас плохо кончиться. Вы упорно выказываете мне оскорбительное недоверие. Хоть я уже доказал вам, что много чего о вас знаю, этого хватило бы с головой, чтобы с вами покончить раз и навсегда, будь на то моя воля.

– К черту недоверие! – вскричал Онцилла. – Откровенность за откровенность, капитан! Главное для нас – месть, а остальное пока побоку.

– Ну уж нет! – оживился Босуэлл. – Не пока, а совсем. И довольно об этом.

– Как? Вам-то что за печаль, если мы отобьем Тортугу у флибустьеров?

– Есть печаль, да еще какая! Во-первых, я и сам флибустьер – и ни за что на свете не соглашусь предать моих братьев ради каких-то там растреклятых гавачо, которых презираю даже больше, чем ненавижу. Стало быть, предупреждаю вас: дело это не пустячное, достоуважаемые. Я всеми силами помогу вам поквитаться с Дрейфом и точно так же воспротивлюсь, ежели вы посмеете навредить Береговым братьям, в предводителях коих я имею честь состоять. Да и потом, вам-то какая разница? Ваше состояние не принадлежит испанцам; замечательный корабль, который вам удалось у них умыкнуть, у вас в руках – вы лихо их облапошили. И, согласно правилам игры, вы им больше ничем не обязаны. Поверьте, будьте честными флибустьерами, тем паче что сейчас никем другим вам быть не с руки. Иметь храбрых и решительных друзей – великое дело! Что будет с вами, оторвись вы от Большой земли? Все это, черт возьми, дело нешуточное. Пусть себе злобствуют эти гавачо – плюньте на них. Я же, со своей стороны, а мое имя, сами знаете, кое-что да значит, постараюсь сделать так, чтобы мои друзья изменили свое мнение на ваш счет в лучшую сторону. Скоро с вами здесь будут все считаться, и вы станете всем нам ровней, по рукам?