Митч подал знак. Эксперт открыл один мешок, а Митч тем временем стал по одному доставать из корзины обрывки бумаги и складывать их в мешок, пытаясь добраться до куска синего латекса. Наконец он вытащил его и поднял вверх, чтобы детективы могли рассмотреть находку.

Это была хирургическая перчатка, испачканная кровью.

– Ну, и что ты скажешь по этому поводу, Брайант? – Ким повернулась к своему коллеге. – Прикажешь и это проигнорировать?

Стейси стояла на том же самом месте, на котором стояла пару дней назад, и осматривала улицу.

Несмотря на то что они узнали о здоровье Джесси и о тех странных совпадениях, которые окружали смерть ее брата, она никак не могла выбросить из головы сцену, в которой девочки ссорились, а потом Эмма била Джесси по лицу. У этой девицы уже были приводы за насильственные действия; кроме того, у нее нашли телефон лучшей подруги, разобранный на детали и спрятанный в укромном месте. И это по определению не имело никакого отношения к Мюнхгаузену.

А мать Эммы – она отчаянно старалась заткнуть дочери рот. Стейси вспомнила, как накануне обнаружила телефон в колонке. На лице женщины одно за другим сменились выражения удивления, гнева и вновь удивления.

Стейси была уверена, что в воскресенье вечером здесь что-то произошло, что-то, в чем были замешаны и Эмма, и ее мать. Но для полной уверенности ей необходимо выяснить, не было ли чего-то странного в их поведении сразу после исчезновения Джесси.

На улице констебль заметила белый автофургон и поняла, куда ей надо зайти в первую очередь.

– Итак, вот на чем мы сейчас стоим, сэр, – сказала Ким, ознакомив босса с последними новостями.

– То есть у нас есть волокна, которые связывают Корделла с матерью его любовницы, отпечаток обуви, совпадающий с обувью Манчини, испачканная кровью хирургическая перчатка в его доме – и вы ждете, чтобы криминалисты подтвердили идентичность волоса, найденного на месте первого преступления, и крови, найденной на перчатке…

Ким кивнула.

– Связь Манчини с убийством доктора подтверждена криминалистами, а вот во всем остальном позиция у вас не слишком сильная. Думаю, что эти волокна встречаются довольно часто.

– Эти тряпки поставляют в больницы и тысячи других мест, – Ким кивнула. – И если мы не найдем конкретную тряпку, то использовать их как вещественное доказательство не сможем.

– И вы все еще считаете, что во всех четырех случаях, включая аварию с Солом Корделлом, убийца один и тот же?

Прежде чем кивнуть еще раз, инспектор задумалась.

– На мой взгляд, авария произошла слишком уж вовремя.

– И вы собираетесь предъявить Манчини обвинение в убийстве Гордона Корделла?

– У меня Пенн находится в положении низкого старта, чтобы начать процедуры в Службе уголовного преследования[60], – инспектор пожала плечами.

– Так чего же вы ждете? – спросил Вуди.

– Признания, – честно ответила Ким. – Я хочу расколоть его. Хочу, чтобы он, глядя мне в глаза, признался, что убил всех четверых.

– Хорошо, – кивнул шеф. – Продолжайте трясти это дерево – посмотрим, что с него нападает. Только не перестарайтесь.

Ким все поняла. У обвиняемого есть адвокат, и ей надо вести себя наилучшим образом. Если дело дойдет до суда, то оно не должно развалиться из-за процедурных шероховатостей.

– Кстати, Стоун, сегодня пятница, – услышала она голос Вуди, уже подойдя к двери.

Да, этого она еще не забыла.

– И все будет у вас на столе к концу дня. Как и было приказано.

Ким решила не говорить, что не имеет ни малейшего представления о том, что Тед напишет в своем отчете.

– Надеюсь, что отчет будет написан не в морге. – Вуди имел в виду рентген ее ноги, и в его голосе слышались нотки восхищения.

Инспектор уже положила руку на ручку двери. И вдруг повернулась, удивив своего начальника. Обычно, после того как их беседа заканчивалась, она старалась как можно быстрее испариться из кабинета.

– Сэр, Брайант считает, что дело какое-то слишком уж образцово-показательное.

– А что говорит ваш внутренний голос? – Вуди совсем не удивился ее словам.

– За годы службы я привыкла доверять Брайанту.

– А я за годы службы привык доверять вашему внутреннему голосу, – ответил на это Вуди.

Что само по себе звучало как признание в абсолютном доверии. Ей бы еще понять, что конкретно он хочет этим сказать…

– Боже, только не вы, – произнес водитель, открывая дверь. – Вы как один из тех повторяющихся кошмаров… Вы же понимаете, что сейчас середина…

– Сэр, прошу прощения, что вновь прервала ваш сон, но мне правда нужна ваша помощь. Это очень важно.

Стейси действительно не стала бы его беспокоить, если б не срочность. Для этого она слишком хорошо помнила свои ночные дежурства в бытность простым констеблем. Ей приходилось начинать работу как раз тогда, когда все остальные отмечали окончание очередного рабочего дня. И разбираться со всякими ночными проблемами, такими как пьяницы, бомжи и разбойные нападения. А еще приходилось бороться со сном, наваливавшимся где-то в районе 3 утра, и на адреналине возвращаться домой, не имея возможности получить хоть какую-то разрядку, прежде чем забраться под одеяло. Некоторые из ее коллег предпочитали выпить пару пива, но пить алкоголь в 7 утра была не та привычка, которой ей хотелось бы обзавестись.

Дневной сон ей тоже не нравился, и, хотя родители делали все, чтобы обеспечить тишину в доме, реальная жизнь за окном вносила свои коррективы. Плотные черные занавеси на окнах могли обмануть ее мозг, но смех детей, идущих в школу, шум машин и появление почтальона легко разрушали атмосферу сна.

– Мне действительно очень жаль, – повторила она, и это была правда.

Мужчина провел своей большой, мускулистой рукой по лицу, словно прогоняя сон, и сделал шаг в сторону.

– Входите, – пригласил он.

Стейси вошла.

– Можно мне еще раз взглянуть…

– Вот, – мужчина взял телефон со столика, где тот лежал рядом с ключами. – Пароль – «взрослый мальчик» в одно слово. – И направился на кухню.

– Сэр, вы вовсе не должны сообщать…

– Вы же из полиции, – напомнил водитель.