– Не ослабляй давления на девочку, – Ким кивнула. – Особенно если тебе кажется, что она знает…

– Прошу прощения, что прерываю, босс, – вмешался в разговор Пенн, рассматривавший что-то на экране компьютера. Он широко улыбнулся.

– В чем дело?

– Кроссовки, босс. Отпечатки совпадают.

– Черт побери, в жизни не видел, чтобы ордер на арест выдавали с такой скоростью, – заметил Пенн, когда инспектор и Брайант быстро покинули комнату.

– Она времени даром не теряет, – согласилась Стейси и взглянула на стол с принтером, стоящий за спиной у Пенна. – Ну, ты предложишь мне наконец один из этих кексиков, или как?

Так как накануне она присутствовала при самом процессе производства, Стейси считала, что заслуживает снять пробу. Пенн пошарил у себя за спиной и поставил открытый контейнер на стол между ними.

– Это что, «С»? – спросила констебль, рассматривая кексики и заметив на одном из них букву, выложенную шоколадной крошкой.

– Ну да. Джаспер сказал, что этот кексик – твой, и никто, кроме тебя, не имеет права его съесть, – пояснил Пенн, быстро набирая что-то на клавиатуре.

– М-м-м… блаженство, – сказала девушка, доставая кекс из коробки. – Так что ты думаешь насчет этих трех лет?

– Минуточку, – сказал Пенн, глядя на экран. – Хочу послать пару срочных писем, чтобы отыскать этот регистрационный номер.

– М-м-м… очень вкусно, – прокомментировала Стейси, кусая кекс и стараясь, чтобы крошки не сыпались ей на стол.

– Ну, вот и всё, – сказал сержант, глядя на нее.

– Вчера ты упомянул о трехлетнем пропуске в истории болезни Джесси. Так что ты по этому поводу думаешь?

– Я просто не могу понять, как девочка с такими хроническими заболеваниями неожиданно выздоравливает на целых три года, а потом наступает рецидив. – Сержант откинулся на спинку кресла.

– Может быть, какое-нибудь волшебное лекарство? – предположила Стейси. – К которому она привыкла и эффективность которого постепенно сошла на нет?

– Одно лекарство от всех болезней? – уточнил Пенн. – Тогда это скорее должен быть коктейль из таблеток или всем лекарствам лекарство…

Стейси вывела на экран историю болезни Джесси.

– Последний рецепт, который ей выписали, – она покачала головой, – был рецептом на сильное слабительное для лечения проблемы хронических запоров.

– И после этого ничего больше в течение целых трех лет?

Стейси покачала головой, а Пенн почесал бандану.

– А она не уезжала к родственникам в другое графство или что-то в этом роде? – спросил сержант.

– Это все объяснило бы, – согласилась констебль, – но ее мать не упоминала о том, что Джесси жила где-то еще. – Стейси снова покачала головой. – Мне так жаль эту бедную женщину… Потерять одного ребенка и постоянно трястись за другого… – Она замолчала. Пенн пристально смотрел на нее, и Стейси поняла, что ее слова относятся и к его домашней ситуации.

– Черт, Пенн, я не хотела… Просто…

– Забудь, – сказал сержант, отмахнувшись от ее извинений, но гримаса на его лице никуда не делась.

– Так о чем я говорила?

– Когда родился ее брат?

– В две тысячи тринадцатом.

– А умер?

Стейси сверилась со своими записями.

– В шестнадцатом. Он жил в период, когда Джесси было от десяти до тринадцати лет.

– То есть получается, что она была полностью здорова именно в тот период, когда ее брат был жив, но очень болен?

Открыв рот, Стейси посмотрела на сержанта.

– Твою мать, Пенн, это что же мы с тобой раскопали, а?

– Командир, может быть, подождем еще? Если Манчини – это тот, кто нам нужен, то я не стал бы рисковать.

Ким барабанила пальцами по «торпеде». Сразу за ними была припаркована патрульная машина. Сидящие в ней полицейские ждали команды, а ордера на обыск и на арест лежали у нее в кармане. Не хватало только Митча, который должен был обеспечить сохранность улик после того, как они уедут.

Ким не терпелось доставить Джованни Манчини в участок. И его, и кроссовки «Рибок». И если Брайант накануне посчитал, что она говорила с ним слишком жестко, то сегодня ему будет лучше заткнуть уши.

– Но он может прямо сейчас уничтожать улики, – сказала инспектор, и в ее голосе ясно слышалось разочарование.

– Послушай, давай…

– А вот и он! – Ким схватилась за ручку двери.

Фургон Митча встал за патрульной машиной. Появление Ким заставило двух констеблей вылезти из нее. Все они встретились у багажника «Астры» Брайанта. Митч и два его сотрудника стали переодеваться в защитные костюмы.

– Стучите один раз и, если он не открывает, ломайте дверь, – приказала Стоун констеблям.

Те согласно кивнули и направились к указанному дому.

Когда они постучали, Ким поняла, что надеется, что им придется силой вламываться в дом, и таким образом они задействуют элемент неожиданности.

Но дверь стала медленно открываться, и за ней показался Джованни Манчини.

Стоун бросилась вперед – ей не терпелось поговорить с ним в участке.

– Джованни Манчини, вы арестованы по делу об убийстве Гордона Корделла. Вы не обязаны говорить что-либо. Однако это может навредить вашей защите, если вы не упомянете при допросе то, на что впоследствии собираетесь ссылаться в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано как доказательство против вас.

Она не стала обращать внимания на его ошарашенное выражение лица, которое объяснила шоком от того, что его в конце концов поймали.

– У нас есть ордер на обыск этого дома, – продолжила инспектор, положив бумагу на кухонный стол.

Один из констеблей попросил Манчини вытянуть вперед руки. Казалось, что эта просьба вывела мужчину из того состояния ступора, в котором он пребывал.

– Вы должны быть чертовски…

– Уверяю вас, что мы не шутим, – заверила его Ким, пока эксперты во главе с Митчем входили в дом. – И смотрите не пропустите эти кроссовки «Рибок»! – крикнула она им через плечо.

– Вы не можете меня арестовать, – брызгал слюной Джованни. – У вас нет никаких доказательств. И не может быть, потому что я этого, твою мать, не делал.

Слегка улыбнувшись, Ким распорядилась, чтобы Манчини увели в машину.

– Ну что, готова? – спросил Брайант.

– Только гляну, что здесь есть, – инспектор прошла через переднюю.

Она открыла дверь в спальню слева от себя. В комнате царили бардак и грязь, как будто в ней жил тинейджер. В нос ей ударили ароматы застарелого пота и даже испортившейся еды. Форма санитара, висевшая на ручке шкафа, подтвердила, что комната принадлежит Джованни.