И пока пастух сливал с картошки воду и наливал в общую мискукислого овечьего молока, бродяга продолжал вспоминать, как жандармы свою властьпоказывали.

— В Липнице жандармский вахмистр жил под самым замком,квартировал прямо в жандармском отделении. А я, старый дурак, думал, чтожандармское отделение всегда должно стоять на видном месте, на площади илигде-нибудь в этом роде, а никак, не в глухом переулке. Обхожу я раз дома наокраине. На вывески-то не смотришь. Дом за домом, так идёшь. Наконец в одномдоме отворяю я дверь на втором этаже и докладываю о себе: «Подайте Христа радиубогому страннику…» Светы мои! Ноги у меня отнялись: гляжу — жандармскийучасток! Вдоль стены винтовки, на столе распятие, на шкафу реестры, государьимператор над столом прямо на меня уставился. Я и пикнуть не успел, а вахмистрподскочил ко мне да ка-ак даст по морде! Полетел я со всех лестниц, так и неостанавливался до самых Кейжлиц. Вот, брат, какие у жандармов права!

Все занялись едой и скоро разлеглись в натопленной избушкена лавках спать.

Среди ночи Швейк встал, тихо оделся и вышел. На востокевсходил месяц, и при его бледном свете Швейк зашагал на восток, повторяя просебя: «Не может этого быть, чтобы я не попал в Будейовицы!»

Выйдя из леса, Швейк увидел справа какой-то город и поэтомуповернул на север, потом опять на юг и опять вышел к какому-то городу. Это былиВодняны. Швейк ловко обошёл его стороной, лугами, и первые лучи солнцаприветствовали его на покрытых снегом склонах гор неподалёку от Противина.

— Вперёд! — скомандовал сам себе бравый солдатШвейк. — Долг зовёт. Я должен попасть в Будейозице.

Но по несчастней случайности, вместо того чтобы идти отПротивина на юг — к Будейовицам, стопы Швейка направились на север — к Писеку.

К полудню перед ним открылась деревушка. Спускаясь с холма,Швейк подумал: «Так дальше дело не пойдёт. Спрошу-ка я, как пройти кБудейовицам».

Входя в деревню, Швейк очень удивился, увидев на столбеоколо крайней избы надпись: «Село Путим».

— Вот-те на! — вздохнул Швейк. — Опять Путим!Ведь я здесь в стогу ночевал.

Дальше он уже ничему не удивлялся. Из-за пруда, изокрашенного в белый цвет домика, на котором красовалась «курица» (так называликое-где государственного орла), вышел жандарм — словно паук, проверяющий своюпаутину.

Жандарм вплотную подошёл к Швейку и спросил только:

— Куда?

— В Будейовицы, в свой полк.

Жандарм саркастически усмехнулся.

— Ведь вы идёте из Будейовиц! Будейовицы-то ваши позадивас остались.

И потащил Швейка в жандармское отделение.

Путимский жандармский вахмистр был известен по всей округетем, что действовал быстро и тактично. Он никогда не ругал задержанных илиарестованных, но подвергал их такому искусному перекрёстному допросу, что иневинный бы сознался. Для этой цели он приспособил двух жандармов, иперекрёстный допрос сопровождался всегда усмешками всего жандармскогоперсонала.

— Криминалистика состоит в искусстве быть хитрым ивместе с тем ласковым, — говаривал своим подчинённым вахмистр. —Орать на кого бы то ни было — дело пустое. С обвиняемыми и подозреваемыми нужнообращаться деликатно и тонко, но вместе с тем стараться утопить их в потокевопросов.

— Добро пожаловать, солдатик, — приветствовалжандармский вахмистр Швейка. — Присаживайтесь, с дороги-то устали небось.Расскажите, куда путь держите?

Швейк повторил, что идёт в Чешские Будейовицы, в свой полк.

— Вы, очевидно, сбились с пути, — улыбаясь,заметил вахмистр. — Дело в том, что вы идёте из Чешских Будейовиц, и ялегко могу вам это доказать. Над вами висит карта Чехии. Взгляните: на юг отнас лежит Противин, южнее Противина — Глубокое, а ещё южнее — ЧешскиеБудейовицы. Стало быть, вы идёте не в Будейовицы, а из Будейовиц.

Вахмистр приветливо посмотрел на Швейка. Тот спокойно и сдостоинством ответил:

— А всё-таки я иду в Будейовицы.

Это прозвучало сильнее, чем «а всё-таки она вертится!»,потому что Галилей, без сомнения, произнёс свою фразу в состоянии сильнойзапальчивости.

— Знаете что, солдатик! — всё так же ласковосказал Швейку вахмистр. — Должен вас предупредить — да вы и сами в концеконцов придёте к этому заключению, — что всякое запирательство затрудняетчистосердечное признание.

— Вы безусловно правы, — сказал Швейк. —Всякое запирательство затрудняет чистосердечное признание — и наоборот.

— Вот вы уже сами, солдатик, начинаете со мноюсоглашаться. Расскажите откровенно, откуда вы вышли, когда направились в вашиБудейовицы. Говорю «ваши», потому что, по-видимому, существуют ещё какие-тоБудейовицы, которые лежат где-то к северу от Путима и до сих пор не занесены нина одну карту.

— Я вышел из Табора.

— А что вы делали в Таборе?

— Ждал поезда на Будейовицы.

— Почему вы не поехали в Будейовицы поездом?

— Потому что у меня не было билета.

— А почему вам как солдату не выдали бесплатныйвоинский проездной билет?

— Потому что при мне не было никаких документов.

— Ага, вот оно что! — победоносно обратилсявахмистр к одному из жандармов. — Парень не так глуп, как прикидывается.Пытается замести следы.

Вахмистр начал снова, как бы не расслышав последних словотносительно документов:

— Итак, вы вышли из Табора. Куда же вы шли?

— В Чешские Будейовицы.

Выражение лица вахмистра стало несколько строже, и взглядупал на карту.

— Можете показать нам на карте, как вышли в Будейовицы?

— Я всех мест не помню. Помню только, что в Путиме яуже был один раз.

Жандармы выразительно переглянулись.

Вахмистр продолжал допрос:

— Значит, вы были на вокзале в Таборе? Что у вас вкарманах? Выньте всё.

После того как Швейка основательно обыскали и ничего, крометрубки и спичек, не нашли, вахмистр спросил: — Скажите, почему у васничего, решительно ничего нет?

— Потому что мне ничего и не нужно.

— Ах ты господи! — вздохнул вахмистр. — Ну имука с вами!.. Так вы сказали, что один раз уже были в Путиме. Что вы здесьделали тогда?

— Я шёл мимо Путима в Будейовицы.

— Видите, как вы путаете. Сами говорите, что шли вБудейовицы, между тем как мы вам доказали, что вы идёте из Будейовиц.