Унтер-офицер отрапортовал:

— Честь имею доложить, господин лейтенант, этот человекбыл задержан на вокзале без документов.

Подпоручик кивнул головой с таким видом, словно уженесколько лет назад предвидел, что в этот день и в этот час на вокзале Швейказадержат без документов.

Впрочем, всякий, кто в эту минуту взглянул бы на Швейка,должен был прийти к заключению, что предполагать у человека с такой наружностьюсуществование каких бы то ни было документов — вещь невозможная. У Швейка былтакой вид, словно он упал с неба или с какой-нибудь другой планеты и с наивнымудивлением оглядывает новый, незнакомый ему мир, где от него требуют какие-тонеизвестные ему дурацкие документы.

Подпоручик, глядя на Швейка, минуту размышлял, что сказать ио чём спрашивать.

— Что вы делали на вокзале? — наконец придумал он.

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, я ждал поездана Чешские Будейовицы, чтобы попасть в свой Девяносто первый полк к поручикуЛукашу, у которого я состою в денщиках и которого мне пришлось покинуть, таккак меня отправили к начальнику станции насчёт штрафа, потому что подозревали,что я остановил скорый поезд с помощью аварийного тормоза.

— Не морочьте мне голову! — не выдержалподпоручик. — Говорите связно и коротко и не болтайте ерунды.

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, уже с тойсамой минуты, когда мы с господином поручиком Лукашем садились в скорый поезд,который должен был отвезти нас как можно скорее в наш Девяносто первый пехотныйполк, нам не повезло: сначала у нас пропал чемодан, затем, чтобы не спутать,какой-то господин генерал-майор, совершенно лысый…

— Himmelherrgott! — шумно вздохнув, выругалсяподпоручик.

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, необходимо,чтобы из меня всё лезло постепенно, как из старого матраца, а то вы не сможетесебе представить весь ход событий, как говаривал покойный сапожник Петрлик,когда приказывал своему мальчишке скинуть штаны, перед тем как выдрать егоремнём.

Подпоручик пыхтел от злости, а Швейк продолжал:

— Господину лысому генерал-майору я почему-то непонравился, и поэтому господин поручик Лукаш, у которого я состою в денщиках,выслал меня в коридор. А в коридоре меня потом обвинили в том, о чём я вам ужедокладывал. Пока дело выяснилось, я оказался покинутым на перроне. Поезд ушёл,господин поручик с чемоданами и со всеми — и своими и моими — документами тожеуехал, а я остался без документов и болтался, как сирота.

Швейк взглянул на подпоручика так доверчиво и нежно, что тотуверовал: всё, что он слышит от этого парня, который производит впечатлениеприрождённого идиота, — всё это абсолютная правда.

Тогда подпоручик перечислил Швейку все поезда, которыепрошли на Будейовицы после скорого поезда, и спросил, почему Швейк прозевал этипоезда.

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — ответилШвейк с добродушной улыбкой, — пока я ждал следующего поезда, со мнойвышел казус: сел я пить пиво — и пошло: кружка за кружкой, кружка за кружкой…

«Такого осла я ещё не видывал, — подумалподпоручик. — Во всём признаётся. Сколько их прошло через мои руки, и все,как могли, врали и не сознавались, а этот преспокойно заявляет: „Прозевал всепоезда, потому что пил пиво, кружку за кружкой“».

Все свои соображения он суммировал в одной фразе, с которойи обратился к Швейку:

— Вы, голубчик, дегенерат. Знаете, что такое«дегенерат»?

— У нас на углу Боиште и Катержинской улицы, осмелюсьдоложить, тоже жил один дегенерат. Отец его был польский граф, а мать — повивальнаябабка. Днём он подметал улицы, а в кабаке не позволял себя звать иначе, какграф.

Подпоручик счёл за лучшее как-нибудь покончить с этим деломи отчеканил:

— Вот что, вы, балбес, балбес до мозга костей,немедленно отправляйтесь в кассу, купите себе билет и поезжайте в Будейовицы.Если я ещё раз увижу вас здесь, то поступлю с вами, как с дезертиром.

Но так как Швейк не трогался с места, продолжая делать подкозырёк, подпоручик закричал:

— Marsch hinaus, слышали, abtreten. Паланек, отведитеэтого идиота к кассе и купите ему билет в Чешские Будейовицы.

Через минуту унтер-офицер Паланек опять явился в канцелярию.Сквозь приотворённую дверь из-за его плеча выглядывала добродушная физиономияШвейка.

— Что ещё там?

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, —таинственно зашептал унтер Паланек, — у него нет денег на дорогу, и у менятоже нет. А даром его везти не хотят, потому что у него нет удостоверения втом, что он едет в полк.

Подпоручик не полез в карман за Соломоновым решениемтрудного вопроса.

— Пусть идёт пешком, — решил он, — пусть егопосадят в полку за опоздание. Нечего тут с ним вожжаться.

— Ничего, брат, не поделаешь, — сказал ПаланекШвейку, выйдя из канцелярии. — Хочешь не хочешь, а придётся, братишка,тебе в Будейовицы пешком переть. Там у нас в караульном помещении лежит краюхахлеба. Мы её дадим тебе на дорогу.

Через полчаса, после того как Швейка напоили чёрным кофе идали на дорогу, кроме краюхи хлеба, ещё и осьмушку табаку, он вышел тёмнойночью из Табора, напевая старую солдатскую песню:

Шли мы прямо в Яромерь,

Коль не хочешь, так не верь.

Чёрт его знает как это случилось, но бравый солдат Швейк,вместо того чтобы идти на юг, к Будейовицам, шёл прямёхонько на запад.

Он шёл по занесённому снегом шоссе, по морозцу, закутавшисьв шинель, словно последний наполеоновский гренадер, возвращающийся из похода наМоскву. Разница была только в том, что Швейк весело пел:

Я пойду пройтиться

В зелёную рощу…

И в занесённых снегом тёмных лесах далеко разносилось эхотак, что в деревнях лаяли собаки.

Когда Швейку надоело петь, он сел на кучу щебня у дороги,закурил трубку и, отдохнув, пошёл дальше, навстречу новым приключениямбудейовицкого анабасиса.

Ксенофонт, античный полководец, прошёл всю Малую Азию,побывал бог весть в каких ещё местах и обходился без географической карты.Древние готы совершали свои набеги, также не зная топографии. Без усталипродвигаться вперёд, бесстрашно идти незнакомыми краями, быть постоянноокружённым неприятелями, которые ждут первого удобного случая, чтобы свернутьтебе шею, — вот что называется анабасисом.

У кого голова на плечах, как у Ксенофонта или как уразбойников различных племён, которые пришли в Европу бог знает откуда, сберегов не то Каспийского, не то Азовского морей, — тот совершает в походепрямо чудеса.