не способен произвести рассматриваемый феномен без посторонней помощи. Все это я наблюдал много раз раньше и уже давно перестал удивляться не проявлениям, а их бессмысленному ребячеству. Конечно, подумал я, механическое выставление напоказ рук и нестройный грохот музыкальных инструментов вряд ли являются подходящим занятием для ушедшего духа, и это не производит сильного впечатления на достоинство будущей жизни. Предаваясь этим размышлениям, джентльмен, сидевший рядом со мной, сделал замечание, удивительно совпадающее с захватившей меня мыслью:

– Не странно ли, – сказал он, – что простофилям и шарлатанам позволено вмешиваться в возвышенную тайну природы! Именно этот чудовищный пародийный спектакль дискредитирует живую реальность.

Замечание было необычным и наводящим на размышления. Казалось, это подразумевало большее, чем было сказано. Я узнал в говорившем джентльмена, которого я видел на этих собраниях несколько раз ранее, а также врача с хорошей репутацией и практикой, которого я хорошо знал в лицо, хотя и не был знаком лично. Мне было любопытно узнать, до какой степени доктор С. верил в спиритизм, если он вообще верил в него, и поэтому воспользовался случаем, когда собрание закончилось, чтобы воспользоваться возможностью, которую он предоставил, опустив вышеупомянутое замечание, представившись. Так получилось, что наши пути вели в одном направлении, и я шел с ним по улице.

– Каково ваше мнение, доктор, о явлениях, свидетелями которых мы только что стали? – спросил я прямо.

– Я думаю, что это хитрые трюки, – ответил доктор. – Я видел, как Хеллер и другие первоклассные фокусники добивались результатов, гораздо более необъяснимых.

– Значит, – продолжил я, – вы относите все так называемые духовные проявления к одной и той же категории?

– Ни в коем случае, – ответил он с воодушевлением. – У меня нет сомнений в том, что проявления, предоставляемые определенными средствами массовой информации, являются подлинными. Но они эмпирические. Они имеют такое же отношение к истинному служению спиритизму, как лекарство доктора-шарлатана к лекарству нормального практикующего врача. Шарлатан может и очень часто добивается результатов в терапии, но он не знает, почему он их достигает. Он не понимает внутреннего смысла того, что он делает. Следовательно, он шарлатан. Точно так же медиум не имеет представления о естественном законе, по которому происходят проявления постукивания, ясновидения и материализации. Пока эти явления не будут сформулированы и сведены к научной теории, разумные люди, то есть люди, которые считают веру и воображение подчиненными разуму, не будут иметь с ними ничего общего. Наука пока держится в стороне от их рассмотрения по двум причинам: во-первых, потому что большинство людей, представителей науки, считают изучение предмета тривиальным и недостойным своего достоинства; и, во-вторых, потому, что те, у кого достаточно широкий взгляд, чтобы вообще рассмотреть этот предмет, не знают, с чего начать. Они находятся в положении Архимеда, который вызвался переместить солнце, если бы ему дали рычаг и точку опоры. Им даже лучше, потому что у них есть рычаг физических наук, все, что им нужно, – это точка опоры. Они не знают, с чего начать атаку. Кажется, нет единого краеугольного камня научного факта, на котором можно было бы построить логическую научную структуру.

– И все же вы говорите мне, что вы, хорошо известный как человек научных методов мышления, понимаете эти явления и подводите к подлинной научной причине, – заметил я.

– Конечно, понимаю, – согласился доктор. – И более того, я не сомневаюсь, что пришел к правильному пониманию этой причины.

– Можете ли вы объяснить их природу? – спросил я.

– Я могу передать это вам одним словом, – ответил он, – электричество.

– Простите меня, – сказал я, – но это мне вообще ничего не объясняет. Мне кажется, что неопределенный обобщенный подход только уводит нас дальше от конкретного факта, к которому мы стремимся.

– Я осознаю, – продолжал он, улыбаясь, – что фраза, которую я использовал, является обобщением, в котором находит убежище невежество, и с помощью которого квазифилософы уклоняются от темы, с которой они не в состоянии справиться. Я знаю, что электричество считается ответственным за все природные явления, которые нельзя объяснить ни одной известной научной гипотезой – землетрясения, циклоны, приливные волны, солнечные пятна и тому подобное. Поэтому было бы очень простым способом преодолеть трудности в отношении причины духовных проявлений, просто сказав, что они возникли в какой-то форме электрического воздействия. Но мы должны быть более конкретными; мы должны обусловить это действие таким образом, чтобы разумно объяснить явления.

– И вы говорите, что сделали это? – спросил я.

– Я, во всяком случае, могу объяснить все так называемые духовные явления удовлетворительным для себя образом, – ответил он, – и меня считают несколько привередливым, рассуждая логически, и мне трудно угодить, – добавил он сухо. – Но вот мы у моего дома. Не зайдете ли вы отдохнуть, и, возможно, я смогу объяснить это более подробно?

Мы свернули на территорию и вошли в дом. Когда мы вошли в гостиную, навстречу нам поднялась дама, которую доктор представил как свою жену. Она сразу же после этого опустилась на диван, с которого встала, чтобы встретить нас. Я сразу понял, что миссис С. была во власти самой безжалостной и безнадежной из всех болезней – чахотки. Я также мог видеть, что она сохранила следы того, что когда-то было замечательной красотой утонченного и интеллектуального порядка. По ходу нашего разговора он незаметно перешел от знакомства к рассмотрению духовной философии в целом и тайны будущей жизни. Дама свободно и откровенно говорила на эту тему, спокойно размышляя о своей приближающейся смерти, которую доктор признал себя бессильным предотвратить. Флорида, Италия, Мадейра – все было испробовано, но они только замедлили, а не предотвратили приближение неумолимой разрушительницы. Затем, как часто бывает в таких случаях, миссис С. выразила желание мирно уйти из жизни в обстановке, которую она любила, и что это желание исполнялось с согласия врача, убедительно показало, что он тоже считал этот случай недосягаемым для человеческой помощи. Отмечая нежную заботу и внимание, с которыми доктор раскладывал подушки и выполнял те сотни маленьких безымянных действий, которые диктует только привязанность, для своей больной жены, я не мог не задаться вопросом, как и многие другие бесплодно делали, о таинственном положении, которое не позволяет нам знать, являются ли эмоции и привязанности – это просто случайный механизм момента, или устойчивые и нетленные сущности, которые имеют бесконечно более длительное существование, чем формы материи, с которыми они теперь ассоциируются. Наконец я встал и ушел, провожаемый до двери доктором С., который повторил свое обещание более подробно изучить тему, которую я приходил обсудить, в будущем.

Прошли месяцы, в течение которых я больше не посещал спиритические собрания, и я больше не