когда я приближаюсь, я падаю вниз… вниз… вниз…

Часть

II

. Вырванный из огня

– Где я? – воскликнул я, протирая глаза и оглядываясь вокруг, со смешанным любопытством и благоговением глядя на непривычные предметы, которые я видел.

Длиннобородый мужчина с седыми волосами ответил на незнакомом языке, склонившись над тюфяком, на котором я лежал, и начал намазывать мою кожу (я понял, что я голый) мазью, напоминающей аромат какого-то восточного нарда, о котором я читал, но на данный момент не мог идентифицировать. Я попытался поднять голову с подушки, но мышцы отказались реагировать на действие воли.

Беспомощно я опустил глаза на нижнюю часть своего тела и с отвратительным предчувствием увидел, что я весь в шрамах и волдырях от шеи до ступней. В то же время я осознал, что лежу на одеяниях или простынях из тончайшего шелка. Такая необычайная забота странно контрастировала с убогой обстановкой комнаты, и такая роскошь, примененная ко мне – в той мере, в какой я мог оценить – странно сочеталась с кажущейся аскетической бедностью человека, который стоял рядом со мной. Однако мне не составило труда определить по архитектурным элементам помещения, а также по чертам лица, одежде и интонации моего спутника, что я нахожусь в каком-то монгольском поселении – как и где, было непостижимой загадкой. Память, на данный момент, была пустой.

Внезапно поток мыслей пронесся в моем мозгу. В одно мгновение я вспомнил события того страшного дня в Сан-Франциско – подъем на воздушном шаре, вид разрушенного города, трагическую смерть доктора и мою собственную неминуемую гибель, когда я потерял сознание.

Как долго я пролежал в коматозном состоянии, я, конечно, не знаю, но, судя по необычайному расстоянию, пройденному за это время, либо время, должно быть, было значительным, либо меня, должно быть, с непостижимой скоростью сердца бури, швырнуло туда, где я сейчас лежал.

Пересечь океан и сотни лиг континента в состоянии бесчувственности выпадает на долю не каждого, и можно себе представить мое изумление, когда я, наконец, обнаружил, как меня нашли монахи буддийского монастыря Бадид на северном склоне Гималаев, на плато рядом, лежащего, по-видимому, словно мертвым, рядом с фрагментами того, что когда-то было воздушным шаром.

Моя теория состоит в том, что мой воздушный шар был подхвачен телом нагретого воздуха огромного объема, когда уже собирался погрузиться в огненную бездну, и что это тело воздуха, естественно поднимаясь к верхнему слою, было, в свою очередь, вытеснено воздушным потоком огромной скорости, естественно следуя за движением солнца на запад. Моя странная внешность и необычный способ, которым я добрался до их района, в сочетании с недавним потрясающим зрелищем, свидетелями которого они стали в ночных небесах – к тому времени, когда солнце взошло над Центральной Азией сила столкновения с кометой была исчерпана, и тепла, испытываемого на этой высоте, было едва достаточно, чтобы растопить несколько футов вечных снегов – повторяю, все обстоятельства, сопровождавшие мое появление среди них, заставили их относиться ко мне с определенным суеверным страхом и относиться ко мне с учтивостью, о котором я уже упоминал.

Что касается этой части нашей земли, то жестокий и огненный катаклизм, который вызвал такие разрушения в тех регионах, которые подверглись полному воздействию пылающего шара, был представлен только ужасным полярным сиянием, которое, по словам монахов, прошло половину круга небес от запада на восток в кроваво-красном гневе, но исчезнувший до того, как первые лучи утра осветили небо. Они расценили это, как я также узнал, как предзнаменование второго пришествия первоначального Будды.

Уединение тибетских горцев настолько велико, а их общение с внешним миром настолько ограничено и редко, что прошли недели, прежде чем смутные и ужасные слухи, которые слабо доносились из низменностей Китая, начали сильнее убеждать их в возможной правдивости ужасной истории, которую я попытался рассказать и донесите до них знаками и ломаными выражениями.

День ото дня во мне становилось все сильнее желание вновь посетить людские пристанища и узнать самое худшее о катастрофе. Я уже приобрел, за время моего двухмесячного пребывания в монастыре, достаточное знание тибетского языка, чтобы позволить себе общаться на повседневные темы со значительной беглостью, и мои выступления произвели такое впечатление на Дчиамдчама, одного из самых просвещенных монахов, что он уступил моим просьбам и согласился убедить остальных отправиться в исследовательское путешествие. По мере того, как постепенно я лучше овладевал языком, а Дчиамдчам и я сумели достучаться до интеллекта монахов, ослепленных невежеством и предрассудками и затуманенных суевериями, стало очевидно, что их любопытство разгоралось так же быстро, как их мысли становились заинтересованными. Когда открылся источник и снег на окружающих склонах растаял, они были готовы сопровождать меня в экспедиции на равнины.

Дчиамдчам не напрасно использовал свои аргументы и исчерпал свой запас риторики, убеждая своих братьев в том, что одна из их главных обязанностей в подобных случаях заключается в оказании помощи человечеству. Соответственно, отряд из тридцати самых молодых членов общества был призван в экспедицию, остальные, включая старших и более слабых братьев, были оставлены для защиты интересов братства. Деревни и поселения, которые мы проезжали на нашем пути в течение первых двух дней, были заселены туземцами, которые повторяли странные истории, которые мы слышали ранее.

День или два спустя, после пересечения многих отрогов и горных хребтов, мы вышли в долину Кинша Кианг, или, как ее называют в нижнем течении, Янцзы Кианг. Постепенно спускаясь с более высоких плато, мы вошли в районы, где растительность была сухой и безжизненной. Дома и деревни были либо опустошены, либо населены только полуголодными существами, которые отвечали на наши вопросы ошеломленно и сбивчиво. Казалось, ими овладело отчаяние. Их стада, казалось, едва могли поддерживать их существование на скудной и иссушенной траве. Бедствие, которое они были не в состоянии ни понять, ни справиться с ним, обрушилось на них и лишило их мужества и смелости.

За последние несколько дней мы заметили, что климат изменился в большей степени, чем это было бы при обычных обстоятельствах. Влажность была его преобладающей особенностью. Плотные массы облаков накрыли наши головы и закрыли солнце. Когда мы приблизились к китайской низменности, дождь лил почти непрерывно. Перед нашим взором предстали те же картины, с которыми мы столкнулись в более гористой стране, только усиленные в их ужасном значении. Мертвые и разлагающиеся тела мужчин, женщин, детей и домашних животных беспорядочно валялись на каждом шагу и во всех мыслимых позах, как будто они были поражены какой-то страшной чумой.

Пока мы смотрели, небеса проливали вялые капли