class="p1">Мы пробирались обратно по переполненным улицам, мимо отчаявшихся и охваченных ужасом мужчин и плачущих женщин, но когда мы проходили мимо досок объявлений на углу Буш-стрит и Керни-стрит, было отрадно отметить, что по крайней мере одна земная отрасль будет продолжаться до тех пор, пока механизм не перестанет работать, и что мир, во всяком случае, получит полные сведения о своей приближающейся гибели, пока провода могут передавать, наборщики набирать, а журналисты печатать. Я чувствовал, что мощь и величие прессы никогда не проявлялись так полно в регулярной и непрерывной пульсации ее механизмов, когда выпускался ежедневный выпуск с новостями о том, что другое полушарие охвачено пожаром, и что через несколько коротких часов, по всей вероятности, произойдет та же катастрофа в нашем полушарии.

Последние два фургона, которые подъехали со льдом для сотрудников, были остановлены и разграблены жаждущей толпой, и, заглянув в пресс-центр, когда я вошел в здание, я увидел, что журналисты раздеты до пояса в этой ужасной ванне с горячим воздухом, в то время как наверху начальник телеграфа был в похожем дезабилье, с дополнительной особенностью в виде влажного полотенца, повязанного вокруг висков. Он указал на последнюю сводку из Нью-Йорка, когда я вошел. Я взял её и прочитал следующее:

"НЬЮ-ЙОРК, 6 УТРА – СОЛНЦЕ ТОЛЬКО ЧТО ВЗОШЛО. ЖАРА УЖАСНАЯ. УДУШАЮЩИЙ ВОЗДУХ. ЛЮДИ ИЩУТ ТЕНЬ. ТЫСЯЧИ ЛЮДЕЙ КУПАЮТСЯ В ДОКАХ. ТЫСЯЧИ ПОГИБШИХ ОТ СОЛНЕЧНОГО УДАРА."

– Почти повторение лондонского послания трехчасовой давности, – сказал я, торопясь к выходу. – Через три часа мы можем ожидать того же здесь.

Я присоединился к доктору на улице, и мы вместе отправились в его апартаменты.

– Теперь, – сказал он, когда я изложил ему смысл последнего сообщения, – есть только одна вещь, которую нужно сделать, если мы хотим спасти наши жизни. Это шанс, если этот план удастся, но в любом случае шанс есть.

– И что это? – нетерпеливо спросил я.

– Я полагаю, – ответил он, – что увеличение тепла и света, которые появятся, как только солнце поднимется над горизонтом, должно оказаться фатальным для всей животной жизни под влиянием его лучей. Население Европы, и к этому времени, я не сомневаюсь, всей этой страны к востоку от Миссисипи, почти полностью уничтожено. Для нас это всего лишь вопрос времени, если только…

– Если только что? – воскликнул я взволнованно, когда он задумчиво замолчал.

– Если только мы не готовы пойти на большой риск, – добавил он. – Вы достаточно осведомлены, чтобы знать, что тепло и свет – это просто способы движения – выражения, так сказать, одного и того же молекулярного действия элементов, через которые они проходят или перемешиваются. Они не имеют внутреннего бытия сами по себе, никакой сущности, никакого существования, так сказать, независимого от внешней материи. В их случае две формы внешней материи, на которые они влияют, – это эфир, пронизывающий пространство, и атмосфера нашей планеты. Вы следите за моей мыслью?

– Конечно, – нетерпеливо ответил я, потому что боялся одного из расспросов доктора в такой критический момент, как этот. – Но, мой дорогой сэр, каково практическое применение вашей теоремы? Как мы можем применить это к рассматриваемому случаю?

– Таким образом, – продолжал он, – тепло, то есть тепло, с которым мы имеем дело сейчас, вызвано воздействием солнечных лучей на нашу атмосферу. Если мы выйдем за пределы этой атмосферы, что тогда? Просто у нас не будет тепла. Поднимитесь на достаточную высоту, даже под безоблачными лучами вертикального солнца, и вы замерзнете до смерти. Предел вечного снега не является крайним.

– Я прекрасно улавливаю вашу идею, – согласился я. – Я признаю точность ваших предположений. Но какая нам от этого польза? Горы Сьерра-Невада практически так же далеки, как вершины Гималаев.

– Есть другие способы, – возразил доктор, – достичь необходимой высоты. Как вы знаете, сегодня должен был состояться полет на воздушном шаре из Вудвордс-Гарденс. Я собирался помочь с его наполнением, чтобы протестировать новый метод получения газа. Теперь я предлагаю, чтобы мы попытались завладеть воздушным шаром и совершить подъем. Я не думаю, что нас кто-то опередит или будет препятствовать в этом.

– Мы должны помнить, что риск разрыва воздушного шара из-за расширения газа велик, потому что мы будем подвержены не только его нормальному расширению, если мы проникнем в верхние слои атмосферы, но и его аномальному расширению из-за тепла, если мы не сделаем этого вовремя.

– В любом случае, это игра в кости со смертью, – ответил я и продолжил помогать доктору упаковывать аппарат и химикаты, которые он приготовил за ночь; и, сделав это, мы вышли из здания и поспешили на юг по Маркет-стрит. Машины не двигались, и экипажи, которые мы видели, не обращали внимания на наши назойливые просьбы, так что драгоценное время, казалось, пролетело незаметно, пока мы быстро преодолевали милю, отделявшую нас от садов. К счастью, ворота были открыты, и никого из сотрудников не было видно, поэтому мы направились к тому месту, где наполовину надутый воздушный шар лежал в своем логове, как какое-то скользкое допотопное чудовище. Мы отрегулировали аппарат и закрепили веревки так быстро, как только могли, и с тревогой ждали, пока огромный мешок медленно раздувался и трясся, по очереди приподнимаясь и опадая, но постепенно принимая все более и более сферические формы.

Между тем, у нас снова была возможность наблюдать за состоянием атмосферы и небес. Было уже половина пятого, и меньше чем через час солнце должно было взойти на востоке. Бледные, голубоватые оттенки рассвета начинали проявляться рядом с алым полукругом, который пылал над ними. Этот последний изменился на жесткий, медный оттенок, когда дневной свет стал ярче, но сохранил свой контур неизменным. Жара становилась все более невыносимой, термометр, который мы привезли с собой, теперь показывал 133 градуса. Из города доносились странные звуки – на самом деле бессмысленные, но пугающе наводящие на размышления о сложившейся обстановке на сегодняшнее утро. Животные непрерывно выли из своих клеток, и мы могли слышать их отчаянную борьбу за свободу. Одна кошка, которой удалось сбежать, пронеслась мимо нас во мраке. Если бы весь зверинец был выпущен на свободу в тот момент, нам нечего было бы их бояться, настолько велико влияние стихийных кризисов на грубое создание.

Наконец-то мы с удовлетворением увидели, как огромный шар оторвался от земли, хотя и не был еще полностью надут, и потянул за веревки, которыми он был пришвартован. Мы уже погрузили балластные мешки и другие необходимые вещи в аппарат, когда, обливаясь потом, мы одновременно перерезали последние веревки и тяжело поднялись в воздух. Не было ни малейшего дуновения ветра, но наш курс был направлен