дождя, как будто плача. Это было слишком убедительная, ужасная мысль о том, что здесь, на западной границе огромного царства Китая, мы стояли у ворот огромного кладбища, богатого дымящимися останками сотен миллионов человеческих существ и бесчисленных мириадов видов животного и растительного царства.

После двух недель путешествия мы достигли равнин. Там не было ни одного живого существа. Земля, однако, была одета в зелень. Каким-то таинственным образом было очевидно, что зародыши определенных форм растительной жизни выжили. Пшеница, рис, мак и сорняки росли вместе в роскошном беспорядке, как будто посеянные по всей земле. Сцена напомнила мне какую-то обширную западную прерию. Кваканье лягушек, слышимое ночью, доказывало, что, во всяком случае, эта форма земноводной жизни пережила стихийный кризис. Рыбы в реках тоже было предостаточно.

Нет необходимости подробно рассказывать о деталях нашего продвижения к морю. В течение шести недель мы достигли морского порта Макао на южном побережье. Здесь все было разрушено, уничтожено и выжжено, как будто попало в доменную печь. Товары и вещи всех видов были обожжены до полного высыхания.

Корабль в гавани, где он не был полностью разрушен или затонул, поднимался и опускался в такт пульсации волн, доски и бревна шевелились и сходили со своих мест. Тем не менее, этот город не испытал той же ужасной участи, которая постигла Сан-Франциско. Сила огня была израсходована до того, как его воздействие достигло этой четверти земного шара, хотя, насколько это касалось животной жизни, результаты были одинаковыми в обоих случаях.

В гавани был найден железный пароход, который можно было переоборудовать, и после нескольких недель работы он стал пригодным для плавания, в то время как его двигатели существенно не пострадали от жары. Снабдив это судно топливом с угольного склада, содержимое которого под воздействием солнца превратилось в превосходный кокс, и достаточным грузом риса, который, к счастью, также оказался лишь немного пересохшим, в сентябре месяце, примерно через год после кометного кризиса, судно, укомплектованное этой удивительной командой моряков-любителей, и под таким особым покровительством, медленно вышел из гавани Макао с решимостью посетить другие части земли.

Судно называлось "Евфимия", и его экипаж насчитывал тридцать один человек. Преподобный Дчиамдчам, как и следовало ожидать, был выбран капитаном экспедиции, в то время как контроль за машинным отделением был возложен на меня. К счастью, в первую неделю или больше мы не сталкивались с суровой погодой, и к этому времени у монахов появилась возможность научиться пользоваться своими ногами при качке и привыкнуть к обязанностям моряка. Их обязанности, естественно, заключались в поддержании чистоты и уходе за топками, а не в морском деле, хотя способности Дчиамдчама в сочетании с тем небольшим обучением, которое я смог предложить, постепенно научили их пользоваться канатами и управлять парусами (некоторые из которых мы, к счастью, нашли неповрежденными), что было необходимым условием для продолжения работы нашего предприятия, поскольку мы не могли сказать, когда у нас может появиться возможность пополнить запас угля.

Это был спорный вопрос, в каком направлении нам следует двигаться после отплытия из Макао. Благоразумие подсказало мне, что самым мудрым нашим курсом было бы движение на запад, в те азиатские страны, которые предположительно избежали полного воздействия посещения стихии. Соответственно, мы держали курс, насколько я мог рассчитать, в южном направлении к Индийскому архипелагу, надеясь рано или поздно найти Анжерский пролив. Но судьба распорядилась иначе.

В течение первых десяти дней мы наблюдали мягкую и благоприятную погоду, и наш точный расчет, а также увеличивающееся склонение Полярной звезды показали, что мы приближались к островам, когда мы столкнулись с одним из тех тайфунов, которые отнюдь не редкость в Китайском море. К тому времени, когда ярость шторма иссякла, нас отнесло далеко на восток над водами Тихого океана – как далеко, у нас не было возможности установить. В отсутствие хронометра и календаря было невозможно даже приблизительно определить долготу.

Исходя из высоты солнечного меридиана, я определил, что мы находимся примерно в двадцати градусах к северу от экватора; кроме того, судя по приблизительным расчетам, ближайшей землей на нашем предполагаемом курсе были Сандвичевы острова.

Во мне было сильное желание вновь посетить Калифорнию и узнать все масштабы катастрофы, свидетелем которой я стал с воздушного шара. Не прошло и нескольких дней, как восточный горизонт превратился в длинную полосу облаков, и я без труда узнал очертания гор Прибрежного хребта к югу от города Монтерей. Вид берегов, мысов, белого прибоя залива был совершенно знаком, а коричневая окраска равнин и горных районов была именно такой, какой можно было ожидать в это время года.

В море не было кораблей. Не было видно ни одной морской птицы; и белые и блестящие дома на обоих концах залива не напоминали о Монтерее и Санта-Крусе. Вместо этого, беспорядочные руины, казалось, отмечали места этих хорошо известных городов. Во второй половине следующего дня мы увидели Золотые ворота. Это был спокойный и безоблачный день – такой день, который год назад вызвал бы бесчисленное количество машин на океанский пляж. Мы медленно плыли на север, мимо того места, где когда-то был Океанский дом. Внезапный поворот берега привел нас к дому на скале, или, скорее, к тому месту, которое он когда-то занимал, поскольку никакого здания не было видно. Очертания Морской скалы поднимались из воды, белые брызги разбивались о ее борта, но блестящая колония птиц, которые когда-то резвились там, исчезла.

Не было заметно никакой разницы в голом и красновато-коричневом виде утесов, возвышающихся над входом в залив. Это правда, что не было видно никаких признаков живой растительности, но это было нормально для Калифорнии в летнее время. Наше судно направилось к гавани и поравнялось с Форт-Пойнтом. Никакая жестокая бомбардировка не могла бы создать зрелище более полного разрушения. Огненный жар, который не смог расплавить камни, тем не менее, смог раскрошить строительный раствор и цемент в порошок, и бесформенная груда кирпича, сквозь которую то тут, то там проглядывала масса железа, была всем, что осталось от этого прочного сооружения, когда-то ощетинившегося тяжелыми пушками. Офицерские казармы и казармы Пресидио представляли собой похожее зрелище запустения. Алькатрас также был разрушен, в то время как от домов и улиц, которые покрывали холмы между Президио и городом, почти ничего не осталось.

Наконец, мы обогнули Блэк-Пойнт и оказались на виду у города. Разрушения, обрушившиеся на массивные кирпичные укрепления, с удвоенной силой затронули деревянные конструкции, составлявшие большую часть улиц. Были очерчены только линии самых широких магистралей. Те, что бежали на восток и запад от причалов к холмам, были