лицо планеты было бы защищено от дальнейшего вреда щитом из влажных паров – vis medicatrix naturae32, так сказать. Равновесие было бы восстановлено, но большинство организмов тем временем погибли бы.

– Большинство организмов, вы говорите? – повторил я вопросительно.

– Возможно, – сказал доктор, – что океанские инфузории и даже некоторые из сравнительно высших форм океанской жизни могут выжить. Также возможно, что наземные животные, обитающие на больших высотах – например, альпинисты, чьи дома глубокие снега и ледники, обитатели зоны замерзания и существа, находящиеся в аналогичном положении, – могут избежать гибели. Это будет полностью зависеть от интенсивности и продолжительности жары. Мы должны помнить, что размер, рассматриваемый с универсальной точки зрения, является просто относительным. Если мы рассмотрим нашу планету как шестидюймовый шар, наши океаны с их незначительной средней глубиной в несколько миль будут точно представлены пленкой из тончайшей писчей бумаги. Как вы думаете, как долго продержится водянистая пленка, подобная этой, в нескольких футах от внезапно вспыхнувшего огня?

Я поклонился, соглашаясь с выводом, сделанным из сравнения, и доктор продолжил:

– Больше не может быть никаких сомнений в том, что нынешнее стихийное бедствие вызвано столкновением кометы с солнцем. Зная, что мы знаем о ее орбите из прошлогодних вычислений, ее падение на поверхность Солнца произошло на стороне, наиболее удаленной от нашего собственного положения в пространстве. Поэтому мы не испытываем такого внезапного и такого сильного атмосферного возбуждения, которое могло бы последовать в противном случае. Теперь остается выяснить, какой будет продолжительность эффекта.

Во время последней части нашего разговора низкий стонущий звук, который был слышен в течение последних нескольких минут, становился все более отчетливым и, казалось, приближался. В то же время было замечено, что барометр быстро падает.

– Это звук ветра, – воскликнул я. – Я слышал подобное в тропических пустынях и в тропических морях. Я не могу ошибиться. Он приходит с востока.

– Горячий воздух с выжженного континента приближается, – сказал доктор. – С научной точки зрения, происходит атмосферная конвекция, и мы примем основную тяжесть этого.

Пока он говорил, воздушный шар охватила сильная дрожь. Он вибрировал от вершины до корзины, и в следующий момент был поражен самым ужасающим торнадо, которое только можно себе представить. Порыв ветра был подобен раскаленному дыханию печи, и мы невольно накрыли головы одеялами и судорожно вцепились в хрупкие фальшборты корзины, которую тащил на огромной скорости и под ужасно острым углом вздувшийся впереди нас газовый баллон.

К счастью, мы оба машинально ухватились за перила с той стороны, откуда дул ветер, отпустить которые означало бы мгновенное падение с противоположной стороны корзины в зияющую внизу пропасть. Меньше минуты, насколько могли вычислить мои пораженные и рассеянные чувства, мы были охвачены этим потрясающим шумом, когда внезапно мы оказались, как и прежде, посреди сверхъестественного спокойствия. Мы, очевидно, попали в водоворот циклона, потому что я мог слышать его мрачный и ужасный рев на некотором расстоянии справа от нас. Едва мы успели успокоиться, как взрыв снова поразил нас; на этот раз с противоположной стороны. Неудержимая ярость стихий снова швырнула нас вперед, но на этот раз в векторе, направленном вниз. Удар обрушился на нас сверху и швырял перед собой – вниз, вниз, к неизбежной гибели. К счастью, сравнительная масса воздушного шара оказала большее сопротивление этому нисходящему движению, чем автомобиль. Мы мчались все ниже и ниже, пока внезапно не вынырнули из облачных слоев и не получили краткий и четкий взгляд на картину внизу. Контрудары последних нескольких минут, по-видимому, компенсировали действия друг друга, поскольку мы оказались прямо над городом.

Город? Города не было. Я действительно узнал контур полуострова и хорошо знакомые очертания залива и островов по случайным разрывам в плотных облаках пара, которые поднимались снизу. Каким бы ошеломленным и обезумевшим я ни был от сильной жары, мной овладело ужасное любопытство заглянуть в страшную тайну внизу, и в то время как одной обожженной рукой я прижимал одеяла, которые еще не расстались с влагой, собранной из облаков наверху, к моей ноющей голове и вискам, другой рукой я поднес к глазам мощный бинокль.

Сквозь дрейфующие разрывы облаков пара, которые скрывали сцену, я уловил проблески, которые наполнили меня невыразимым и невысказанным ужасом. Ни улицы, ни здания не поддавались узнаванию там, где когда-то был город. Взгляд не остановился ни на чем, кроме неправильных и бесформенных куч остеклованного шлака и обожженного пепла. Все было покрыто шрамами в мертвой тишине, как разрушенная поверхность Луны. Не было видно ни пламени, ни огня. Казалось, что вещи давно прошли стадию активного горения, как будто все элементы, необходимые для поддержания пламени, уже были извлечены из них.

Здесь и там зловещее темно-красное свечение показывало, однако, что лава, в которую превратился прекрасный город, все еще раскалена. Песчаные дюны на западе сияли, как ледники или тусклые зеркала, сквозь парящие трещины, а длинные бесформенные массы чего-то похожего на обугленное дерево были разбросаны тут и там по поверхности залива.

Менее чем за пять секунд открылось все то, на описание чего у меня ушло так много времени. Бинокль, слишком горячий, чтобы держать его, выпал из моей руки. В тот же миг воздушный шар снова попал в циклон и понесся на восток с той же яростью, что и раньше. Доктор судорожно вцепился в поручень корзины, не удержался и с диким, отчаянным криком, раскинув руки и устремив на меня испуганный взгляд, исчез головой в пропасти.

Я один на воздушном шаре – возможно, один во всем мире. Мой товарищ был брошен на огненную смерть внизу. Его ужасный крик все еще звенит у меня в ушах. Он звучит сквозь угрюмый рев циклона. Меня неудержимо несет вперед.

Циклон смещается. Снова воздушный шар останавливается в одном из странных вихрей, образованных этим странным симумом33. Ветер затихает до стона. Оно снова восходит. Он корчится вокруг корзины, как конвульсивная борьба какой-то гигантской рептилии в предсмертных муках. Он снова подхватывает меня в свои непреодолимые объятия. Воздушный шар вращается по направлению к земле.

Я падаю. Но нет, мне кажется, что земля – плутоническая, изверженная земля – поднимается ко мне. С молниеносной быстротой она, кажется, устремляется по воздуху мне навстречу. Я слышу рев пламени, смешивающийся с ревом взрыва. Я вижу бурлящую пустоту вод сквозь разрывы в облаках пара.

Я приближаюсь к расплавленной поверхности. Мои чувства изменились. Я осознаю, что она, кажется, перестала восходить. Я чувствую, что сейчас падаю – падаю в огненные глубины внизу. Ближе… еще ближе; опаленные и почерневшие от ужасной жары,