него был хвост, как у ящерицы, около десяти футов длиной, который шевелился и сворачивался при ходьбе. И как раз в тот момент, когда шар треснул во второй раз, табурет, на котором сидел Бен Бакстер, упал, а вместе с ним и Бен, и попал зверю по затылку, Бен упал кувырком и лежал на земле, как мертвый. А тем временем все дикари, которые были в хижинах, вышли, когда услышали первый крик, и смотрели, замершие и неспособные двинуться. А большой зверь стоял неподвижно около трех секунд, оглядываясь по сторонам, и, казалось, был озадачен, и думал, как поступить, а затем он двинулся прочь, направляясь прямо к болотам и илистым берегам, которые, как я уже говорил, были покрыты саговыми и кокосовыми пальмами, и густыми зарослями, всевозможными деревьями и кустарником. И первое движение, которое он сделал, было поперек тела Бена, хотя он не заметил Бена, и, казалось, испугался. И как только он пришел в движение все дикари, каждый из них, словно маменькин сын, поднял такой крик от ужаса, какого еще не слышал ни один человек, и они бросились в лес, мужчины, женщины и дети, пока последний из них не скрылся из виду, и я остался один на один с Беном Бакстером и яйцом. Мне не стоит говорить, что я не испугался, так оно и было, но когда я увидел, что зверь ушел, я понял, что никакой прямой опасности не было, и я подошел посмотреть на Бена Бакстера. Я наклонился и перевернул его на спину – он лежал на лице – и попытался привести его в чувства, но он был мертв, как камень. На нем не было ни царапины, потому что зверь, хотя я и видел, как он шел через его тело, не наступил на него ногой, иначе он был бы раздавлен в кашу. Итак, я пришел к выводу, что Бена просто-напросто разбился до смерти упав с высоты.

Прошло три дня, прежде чем дикари вернулись в деревню, и тогда они были очень медленными и осторожными. Вот и все, джентльмены, что я хотел вам об этом рассказать.

– И вы когда-нибудь снова видели этого монстра? – поинтересовался я.

– Сотни и сотни раз, – ответил капитан Себрайт. – После этого я прожил с этими дикарями девять лет, пока в залив случайно не зашла шхуна из Австралии за мускатными орехами и специями, и я на ней уплыл.

– Каковы были характеристики монстра? – спросил В. – Он когда-нибудь нападал на поселение или каким-либо образом вызывал страх?

– Я никогда не видел и не слышал, чтобы он кому-то причинил вред. Животное оставалось в болотах и в джунглях и никогда не беспокоило жителей деревни. Оно росло очень быстро, потому что было всего лишь двенадцати футов в длину, когда вылупилось из этого шара, или яйца, или как бы вы его ни называли, а в последний раз, когда я его видел, оно было около шестидесяти футов в длину, и оно крушит и ломает на своем пути большие лесные деревья так же, как если бы они были обычной соломой.

– Разве вы никогда не доводили факты этого дела до сведения общественности до этого момента – я имею в виду, разве вы никогда раньше не рассказывали эту историю так же, как вы рассказали ее нам? – спросил я после паузы.

– Да благословит вас Господь, – улыбаясь, ответил капитан, – много-много раз. Но вы думаете, они поверили хоть слову об этом? Нет. Некоторые из них улыбались и выглядели мудрыми, как бы говоря: "Ты не можешь перехитрить меня своими байками"; а некоторые раздражались и называли меня старым дураком, и я полагаю, что вы, джентльмены, отнесетесь к этому, как и остальные.

– Есть ли у вас какое-либо непосредственное применение для этих записей, капитан Себрайт? – спросил В., взяв рукопись мистера Инса со стола. – Если нет, я хотел бы позаимствовать ее для научных целей.

– Вы можете забрать их, сэр, и вернуть, когда вам будет угодно, – ответил моряк, и без дальнейших комментариев мы взяли свои шляпы, попрощались и ушли.

* * * * *

– Это в высшей степени необычное повествование, – заметил В., опускаясь в мягкое кресло, когда добрался до своих комнат. – Мой разум отказывается верить этому, и все же его внутреннее убеждение подтверждает это. Если бы эта история была рассказана умным и образованным человеком, я бы отнесся к ней с очень серьезным подозрением, но кажется едва ли возможным, чтобы этот невежественный моряк так расположил свои факты, чтобы они соответствовали тому, что произошло бы на самом деле, если бы предмет его темы существовал. Описание вторым помощником геологических характеристик этого региона также показывает, что физические условия были именно такими, которые были необходимы для появления такого уникума. Но мысль о яйце, лежащего на песке и дошедшего до нас из Вторичного периода…

– Сотни тысяч лет назад, – перебил я.

– И его соки не высыхают…

– И не вылупился задолго до этого из-за простой тепловой особенности атмосферы…

– Все это нелепо!

И В. подошел к своему книжному шкафу и достал книгу.

– И все же, – осмелился я заметить, – жизнеспособность природных микробов почти безгранична. Уничтожение видов должно быть титанической задачей. Человек, по крайней мере, всегда терпел неудачу в этом, и все же он находится в постоянной войне со всеми. Семена зерновых, которые пролежали столетия за столетиями в погребенных хранилищах Помпеи и в египетских пирамидах, проросли с той же жизнестойкостью и силой, что и семена прошлогодней пшеницы; и должны ли мы подумать, что при определенных условиях яйцо животного может не сохранить живым зародыш на столь же неопределенный срок? Можете ли вы утверждать, что такой экземпляр физически невозможен?

– Нет, – задумчиво ответил В., – я не имею на это права. Здесь, – продолжил он, открывая том, – представлено, как выглядел бы игуанодон, этот чудовищный динозавр вторичного периода, если бы его реконструировали по нескольким костным останкам, найденным в уилденских глинах и других родственных образованиях. Давайте посмотрим, что говорится в статье, прилагаемой к нему, и насколько это согласуется с рассказом капитана Себрайта, – и он перевернул страницы, пока не нашел нужное место.

– Теперь, – продолжил он, – этот монстр, возможно, был телеозавром, некоторые виды которого, как сообщается в книге, достигали тридцати трех футов в длину, три из которых занимала голова животного. Его ужасные челюсти, которые были хорошо защищены за ушами, открывались на ширину до шести футов, через которые он мог поглощать в глубине своего пещерообразного неба животных размером с быка. Или, возможно, мегалозавра, который, как нам сказали, достигал