— Ты сможешь найти мне организатора? — тихо интересуюсь я. Есть пределы у всего, даже у возможностей моего брата. И если есть такой человек, который настолько заморочился с тем, чтобы вот так сильно подставить Вику в моих глазах, значит, скорей всего, все следы, что можно было — уже заметены. За восемь лет можно похоронить и не такого слона. Особенно, если замешан Завьялов. А он замешан — как минимум, участвовал в обеих фотосессиях, это для меня уже проверили.

— Я не могу дать гарантий результата, я детектив, а не волшебник, а тут уже восемь лет прошло, — буднично замечает Влад, практически озвучивая мне мои же мысли. А мои пальцы только крепче стискивают стакан с моей порцией виски.

Восемь лет.

Восемь…

Три тысячи дней.

Три тысячи дней я ношу табличку «Конченый кретин» на собственной шее.

Три тысячи дней, как я, именно я, предал собственную жену. Я, я, именно я! Поверил чужой лжи, да, мастерской — но все-таки лжи. А был уверен — чужое вранье чую на подлете, скольких клиентов так раскусил…

— Яр! — только вскрик Влада и приводит меня в себя. Что-то произошло? Я брата и слышу-то, будто ватой уши заложили.

— Ой, придурок, — тихонько рычит Влад, перехватывая меня за запястье, — давить стаканы голыми руками… Ты кого из себя корчишь? Сталлоне?

Я с недоумением замечаю слабую боль в правой ладони. Разжимаю её и на пол сыплются осколки, запах виски становится еще сильнее.

— Переводи на таких нормальный виски, — раздраженно ворчит брат и тянет меня к своему столу, выуживая аптечку из ящика, — да аккуратнее ты, бумаги мне кровью не заляпай. Ну и какого врача поднимаем, твоего или моего?

— Да забей ты, — устало откликаюсь я, — там ничего серьезного, пара порезов на пальцах, один неглубокий на ладони. Ничего страшного.

Боль вроде и есть, но какая-то бессмысленная, мелкая. На неё даже обращать внимание стыдно.

— Ничего страшного, — Влад передразнивает меня недовольно, хотя видит — я прав, — пара порезов. Чего ты вообще тут устроил? Ну, подумаешь, подлог. Ты ведь с бывшей своей всего лишь развелся, не убил же!

Отчасти хорошо, что я сейчас стою к Владу именно спиной. Потому что он даже и близко не понимает, что второй раз за пять минут бьет меня по сломанной ноге.

Если бы я действительно только развелся…

Да, не убил. Почти не убил. Отнял будущее. То, о котором она мечтала. Интересно, для неё есть разница?

Тишина снова начинает капать на голову, будто прожигая в моей черепной коробке сквозную дыру. Влад наскоро бинтует мне ладонь, чтобы перекрыть самый длинный порез, все с тем же молчаливым осуждением. Я даже понимаю. Я давно не был в таком раздрае.

И как это вообще объяснить, как обосновать? Я не уверен, что найдутся такие слова.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я помню те песенки, под которые она готовила ужин, — тихо произношу я, особенно даже не осознавая, что вообще сейчас несу, — сколько родинок у неё на правой лопатке и сколько — пониже спины. Сколько шерстяных носков она надевает зимой, потому что даже в квартире с теплыми полами у неё мерзнут ноги. И все это я помню до сих пор. И вообще не помню, какой любимый цвет у Крис, хотя… Я ведь с ней ничуть не меньше. Понимаешь, в чем беда?

— К психиатру тебе надо, — тихонько, но сочувствующе вздыхает брат, а сам тем временем себе подливает, — или в запой.

Посоветовал, так посоветовал. Осталось только понять, чего именно я в этих откровениях не знаю. Вот только — какой запой? Разве могу я сейчас себе его позволить?

Психиатра — могу. Только разве это поможет? От того, что сейчас выворачивает меня наизнанку, просто нельзя искать никакого исцеления. Пусть пропечет посильнее. Я должен это прочувствовать.

Восемь лет…

— Это ведь не все, братец, — улыбка выходит вымученной, как никогда. Впрочем, мне и не доводилось особенно каяться в своей жизни, а моя дальнейшая откровенность — ни на что иное, как на исповедь, и не тянет.

Но сил удерживать это внутри просто нет. Хотя бы он должен знать, что я не просто развелся с женой.

Слушает Влад молча. Даже не прикладывается к виски, так и стоит, задумчиво постукивая указательным пальцем по стеклу стакана, и внимает — буквально впитывая каждое мое слово.

— Мда, — и это все, чем он реагирует на мое чистосердечное признание.

— Ты мог бы мне хоть в морду плюнуть, — кисло откликаюсь я.

— Тебе полегчает? — невозмутимо уточняет Влад, все-таки присаживаясь за свой стол, все такой же, явно что-то прикидывающий в уме.

Я едва покачиваю головой. Да я и не хочу, чтоб мне сейчас легчало…

— Значит, придется тебе сейчас пережить без этого, — фыркает Влад и все-таки прикладывается к виски, глядя куда-то мимо меня, — слушай, а твой батюшка… Ты не думаешь, что он может быть причастен? Ты вроде говорил, что ему не нравилась твоя жена.

— Ему много чего не нравилось, — я отстраненно пожимаю плечами, без особой охоты вспоминая некоторые подробности, — Вика — да. Он и на работу её устраивал без особой охоты, правда она себя неплохо показывала, и он перестал наезжать на это.

— Но ты все-таки параноил из-за него, — напоминает Влад, — три экспертизы, два детектива, на перекрестной слежке…

— Ты ведь знаешь его, — я чуть покачиваю головой, — без особых причин он с деньгами не расстанется. Я могу себе допустить, что он все-таки воспользуется поводом избавиться от Вики, но чтобы еще и потратиться на пластику… Это довольно дорого, не находишь? И к чему бы ему тратить такие деньги на то, чтобы избавить меня от жены? И потом, на кой черт ему бы это вообще понадобилось? Он ведь знает, что с «выгодной» невестой я сходиться попросту не буду. Да и не было с его стороны подобных инициатив…

Влад задумчиво морщится, но, тем не менее, кивает.

— Меня вообще смущает размах аферы и незначительность той цели, что была достигнута, — тянет он медленно, тщательно выбирая каждое слово для этой фразы, — деньги потрачены немаленькие. Купили ведь не только девочку, которую подгоняли под твою жену, купили и твоих следаков. Обоих! А в результате — только твой развод. Как будто — только он. Ты — живой, она — живая. Кому вы настолько мешали, когда были вместе, и чем именно? Какой вообще во всем этом был смысл? Мотив?