Кривая — немного иная, но это могут быть возрастные изменения.

— Пока что ваши мысли не очень убедительны, товарищи, — я покачиваю головой, — это допустимая погрешность при анализе.

Влад тихо закатывает глаза, а вот для Сергея эти мои слова будто служат сигналом к атаке. Он обрушивается на мою голову целым водопадом информации и мелькающих фотографий.

Одно измерение, второе, третье… Пятая фотка. Седьмая. Семнадцатая…

Миллиметр тут, миллиметр там. Их набегает неожиданно много. И с каждой — гудеть в моей голове начинает все сильнее. Но ведь этого просто не может быть. Не может…

Что они мне впаривают вообще? Что где-то по Москве ходит двойняшка моей бывшей жены? И в одно и то же время Завьялов спал с этой «Зитой», и работал с моей женой по иску?

Я аж морщусь от осознания идиотизма этой версии.

— Сергей, выключи линию скул и включи мне линию отросших корней волос, — раздраженно брякает Влад, даже срываясь с подчиненным на «ты». Он явно недоволен моим упрямством.

Новые красные линии снова ложатся на поверх старых фотографий. Там, где Викки еще блондинка…

— Ты ведь знаешь, что подделать окрас волос сложно? — Влад смотрит на меня так, будто я его заколебал уже вкраешек.

— Теоретически, — откликаюсь я, припоминая такие прецеденты — как раз в случаях с близняшками, когда различали их именно по тому, насколько по-разному у них отросли волосы. Внешнее сходство ведь не гарантирует того, что организм развивается одинаково. И волосы могут расти с разной скоростью.

— Знаешь, — Влад удовлетворенно кивает, — так вот, эта девушка — он указывает на фотку, где Завъялов в алчном поцелуе аж закусывает губу моей жены, — красилась позже, чем эта — указующий перст Влада касается и «невинной фотки», где Вика просто заправляет прядь волос за ухо и смотрит на что-то, что в кадр не попало. — У неё успели отрасти волосы. У первой покрас двухдневный, у второй — около полутора недель. Видишь неровную линию?

— Вижу, — медленно тяну я, задумчиво разглядывая эти детали.

— Они разные, — Влад хлопает ладонями по коленям, — что хочешь с этим делай, Яр. Можешь мне не платить за эти проверки, я их сам устроил. Можешь не верить. Но они разные. Одну подогнали под вторую. Причем, кажется — аж до пластики дошло. По крайней мере, иного объяснения такого сходства я не вижу. Разве что у нашего объекта есть двойняшка. Есть?

— Меня не знакомили, — сам не понимая почему, я сижу и барабаню пальцами по подлокотнику кресла.

— Мы тебя по-прежнему не убедили, да? — Влад сердито щурится на меня. Кажется, у него галочка такая — втянуть меня в их коллективное помешательство.

Я бы хотел сказать, что даже не начали, но что-то внутри меня… Не может сбросить расхождения параметров в топку. Восемьдесят процентов сходства между фотками, сделанными в одном и том же ресторане в одно и то же время. А между фотографией вчерашней и восьмилетней давности — девяносто два. Потому что программа смотрит не на цвет волос, или что-то другое, а на неизменяемые параметры лица. Те, что даже время изменить не в силах.

Черт возьми, неужели я всерьез рассматриваю эту версию?

Что восемь лет назад кто-то затеял огромную аферу, чтобы подставить мою жену? И зачем? Я ведь детективам не за факт вскрытой измены платил, и вроде как за это никаких дополнительных премий не было…



Это же чушь! Как в это верить?

— Ну, окей. — Влад раздраженно хлопает по коленям ладонями и вскакивает на ноги, Сергей, откройте мне папку Антона и откройте нам результаты анализа голосовых шаблонов видео и нашего объекта.

Интересно. Значит, и там есть до чего докопаться?

В кабинете у Влада тихо как в морге. Я стою у панорамного окна молча. Гляжу вниз, на мельтешащих людей, принимаю как факт — мир движется. Весь остальной мир — движется. И только я — встал на месте. Да и встал ли? Под ногами совершенно никакой опоры нет.

Слышу я сейчас только одно — как сам мой братец нетерпеливо постукивает ногтем по стеклу стакана с виски. Нетерпеливо — не потому, что его напрягает затянувшееся молчание. Он уже просто хочет домой. Я заколебал даже этого конченого трудоголика своей дотошностью.

Виски есть и у меня — разливал Влад на обоих. Вот только в меня не влезло ни капли. Не хочу мутить разум.

Я безумно давно не смотрел на мир настолько трезво.

Шесть часов! Мы возились с его «добычей» шесть часов, я какими только средствами не цеплялся за ту версию бытия, к которой прирос. Даже настоял на том, чтобы мне сделали «чистый и свежий» оригинал голоса для сличения, мы даже использовали для записи мой телефон.

Прости меня, Викки, ты даже звучала устало, а тут еще и этот звонок…

А ведь Вика терпеливо выслушала про забытую Машей в машине неведомую ерунду, которой и не было, но теперь придется купить чтобы не рушить мне легенду. А могла бы послать далеко и надолго за такой поздний звонок. И за все остальное…

Господи, за все остальное всех посылов мира не было бы достаточно.

Меня не спасли мои маневры. Мой брат не оставил мне ни шанса своей правдой. Ну, и техника — судья самый непредвзятый. Анализ проводили при мне. Получили те же результаты…

Голос был не тот. Голос принадлежал хорошей актрисе, которая не один день занималась с собственным голосом, и явно не один день тренировалась подражать голосу моей жены. Восемь лет назад у неё получилось обмануть меня — когда я слышал её из-за двери номера, и на видео. Но современная техника судила не «на слух». И её приговор был сух и жесток.

Липа. Дорогая, качественная, но все-таки липа!

Меня развели. И я сам развелся.

Господи, почему я тогда просто не выбил ту чертову дверь? Ведь увидев её с близкого расстояния, я бы понял, что это не она, не моя Викки… Хотя… На фотки я в упор смотрел. Не понимал… Но голос… Хотелось бы верить, что у меня была хоть какая-то возможность раскусить этот развод…

Была, на самом деле… Не нанимать детектива. Не давать даже возможности оболгать мою жену… И… Поговорить с ней.

— Яр…

Я просто качаю головой, останавливая все эти оклики. Я сейчас совершенно не способен к диалогу. Надувной человечек — ткни пальцем, и я даже не лопну, просто сдуюсь, потому что воздуха внутри почти нет. Не на чем стоять, не за что держаться.

Как просто себя было оправдывать, пока был повод. А сейчас…Сейчас я будто стою у зеркала. Смотрю на себя. Хочу отвернуться. Хочу не понимать, что именно я там наблюдаю. Но…

Какое право я на это имею? Я и так слишком, непозволительно долго отводил глаза. От правды — и от самого себя заодно.

Но все-таки я спохватился слишком поздно. Именно тогда, когда вернуть все — уже совсем нельзя, непонятно за что цепляться, от чего отталкиваться. Под ногами только вода. Но вода — не пустота, в воде можно попытаться выплыть…