«Немного жертвенности, – подумал он, – всего лишьнемного жертвенности. Это ее успокоит – объятия, поцелуи, тихие ласки… Она нехочет большего. И даже если хочет, то что? Немного жертвенности, совсемнемного… ведь она красива и заслуживает этого… Если б она хотела большего… Этоее успокоит. Тихий, спокойный, нежный любовный акт. А я… Ведь мне всебезразлично, у меня не возникает эмоций, потому что Эсси пахнет вербеной, а несиренью и крыжовником, у нее нет холодной электризующей кожи, волосы Эсси нечерное торнадо блестящих локонов, глаза Эсси прекрасные, мягкие, теплые исиние, но они не горят холодной, бесстрастной фиолетовой глубиной. Потом Эссиуснет, отвернет голову, немного приоткроет рот. Эсси не улыбнется торжествующе.Потому что Эсси…

Эсси – не Йеннифэр.

И поэтому я не могу. Не могу решиться на эту каплюжертвенности».

– Прошу тебя, Эсси, не плачь.

– Не буду. – Она медленно отодвинулась отнего. – Не буду. Я понимаю. Иначе быть не может.

Они молчали, сидя рядом на набитом гороховой соломойматраце. Надвигался вечер.

– Геральт, – вдруг сказала она, и голос еедрогнул. – А может… Может, было бы так… как с тем моллюском, с тем дивнымподарком? Может, мы все-таки нашли бы жемчужину? Позже? Спустя какое-то время?

– Я вижу ее, – с трудом проговорил он. –Оправленную в серебро, вставленную в серебряный цветочек с изумительнымилепестками. Я вижу ее на твоей шее, на серебряной цепочке, которую ты носишь также, как я ношу свой медальон. Это будет твой талисман, Эсси. Талисман, которыйзащитит тебя от любого зла.

– Мой талисман, – повторила она, опускаяголову. – Моя жемчужина, которую я оправлю в серебро, с которой никогда нерасстанусь. Моя драгоценность, которую я получила взамен. Разве такой талисманможет принести счастье?

– Да, Эсси. Будь уверена.

– Могу я посидеть здесь еще? С тобой?

– Можешь.

Надвигались сумерки, становилось все темнее, а они сидели нанабитом соломой матраце в комнатке на чердаке, в которой не было мебели, атолько ведро и незажженная свеча на полу в лужице застывшего воска.

Сидели в полном молчании, в тишине, долго, очень долго. Апотом пришел Лютик. Они слышали, как он идет, тренькает на лютне и напевает.Лютик вошел, увидел их и не сказал ничего, ни единого слова. Эсси, тоже молча,встала и вышла, не глядя на них.

Лютик не сказал ни слова, но ведьмак видел в его глазахслова, которые не были произнесены.

– Разумная раса, – задумчиво проговорил Агловаль,поставив локоть на поручень кресла, а подбородок положив на кисть руки. –Подводная цивилизация? Рыболюди на дне моря. Ступени в глубины. Геральт, тыпринимаешь меня за чертовски легковерного князя.

Глазок, стоявшая рядом с Лютиком, гневно фыркнула. Лютикнедоверчиво покрутил головой. Геральт вовсе не обратил внимания.

– Мне безразлично, – сказал он тихо, –поверишь ты или нет. Просто я обязан предупредить. Лодка, которая приблизится кДраконьим Клыкам, или люди, которые явятся туда во время отлива, подвергаютсяопасности. Смертельной опасности. Хочешь проверить, правда ли, хочешь рисковать– твое дело. Я просто предупреждаю.

– Ха, – вдруг проговорил коморник Зелест, сидевшийза спиной у Агловаля в оконном проеме. – Если они такие же чудища, какэльфы или другие гоблины, то нам они не страшны. Я-то боялся, как бы это небыло что-то похуже или, упасите боги, заколдованное. А по ведьмаковским словамполучается, что это вроде каких-то морских утопцев-плавунов… Против них естьсредства. Слышал я, один чародей вмиг расправился с плавунами на озере Моква.Влил в воду баррель магического фильтрата – и каюк плавунам. И следа неосталось.

– Верно, – заметил молчавший до тогоДроухард. – Следа не осталось. И от лещей, значить, щук, раков и беззубок.Сгинула дажить водяная зараза на дне, кою умники элодеей кличут. И засохнул,значить, ольшаник на берегах.

– Блеск! – насмешливо проговорил Агловаль. –Благодарю за изумительное предложение, Зелест. Может, у тебя есть и еще какие?

– Ну вроде правда, – коморник сильнопокраснел, – магик переборщил малость, слишком уж крынкой размахался. Номы и без магиков управимся, князь. Ведьмак говорит, что с этими чудами можнобороться и убить их тоже можно. Стало быть, война. Как раньше. Нам не впервой,верно? Жили в горах оборотцы, где они теперь? По лесам еще валандаются дикиеэльфы и духобабы, но и этим вот-вот конец придет. Перебьем всех до единого. Какдеды наши…

– А жемчужины увидят только мои внуки? –поморщился князь. – Слишком долго придется ждать, Зелест.

– Ну так-то уж паршиво не будет. Что-то мне видится…Скажем, с каждой лодкой ловцов – две лодки лучников. Быстренько научим чудищуму-разуму. Узнают, что такое страх. Верно, господин ведьмак?

Геральт холодно посмотрел на него и ничего не ответил.

Агловаль повернул голову, демонстрируя свой благородныйпрофиль, закусил губу. Потом, прищурясь и морща лоб, взглянул на ведьмака.

– Ты не выполнил задания, Геральт, – сказалон. – Снова испоганил дело. Не возражаю, ты проявил благие намерения. Но яза благие намерения не плачу. Я плачу за результат. За эффект. А эффект, простиза определение, дерьмовый. А посему столько ты и заработал.

– Прелестно, благородный князь, – съехидничалЛютик. – Жаль, вас не было там, у Драконьих Клыков. Может, мы с ведьмакомдали бы вам возможность встретиться с одним из тех, морских-то, с мечом в руке.Может, тогда вы поняли бы, в чем дело, и перестали скаредничать и препиратьсяоб оплате…

– Как торговка базарная, – добавила Глазок.

– Я не привык торговаться, препираться или спорить, –спокойно сказал Агловаль. – Я сказал – не заплачу ни гроша, Геральт.Уговор был такой: ликвидировать опасность, ликвидировать угрозу, обеспечитьловлю жемчуга без риска для людей. А ты? Являешься и рассказываешь нам оразумной расе со дна морского. Советуешь держаться подальше от того места,которое приносит мне доход. Что ты сделал? Якобы убил… Скольких?

– Не имеет значения. – Геральт слегкапобледнел. – Во всяком случае, для тебя, Агловаль.

– Именно. Тем более что доказательств нет. Если б тыпринес, к примеру, правые руки этих рыбожаб, как знать, может, и заработал быобычную ставку, какую берет мой лесник за пару волчьих ушей.

– Ну что ж, – холодно сказал ведьмак. – Мнене остается ничего иного, как распрощаться.