Начало недели прошло у них ужасно. Стоило Лилеили Жене крикнуть, как Лиззи начинала умирать. Тогда супруги стали ругатьсяшепотом в спальне за закрытой дверью. Но скандалы потеряли свою прелесть,попробуйте поругаться вполголоса. Просто неинтересно! То ли дело раньше: Лилькасо смаком кидала чашки об пол, Женька лупил разделочной доской по столу. Теперьполная тишина. Пятница, суббота, воскресенье… Первый раз за много летсовместной жизни конец недели прошел как медовый месяц. Хотя, что это я! Именнов медовый месяц они ругались так, что их выселили из гостиницы.

В понедельник в дверь к новоявленнымсобачникам позвонила соседка. Переминаясь с ноги на ногу, она робко спросила уЖеньки, не попала ли Лиля снова в больницу. Услышав, что его половина жива издорова, соседка обрадовалась и простодушно пояснила: «У вас так тихо, думала,несчастье какое приключилось».

И вот теперь Женька хочет взять Карлотту.

К Войцеховским отправились во вторник. Степаотсутствовал, в питомнике распоряжалась Полина. Женька и Лиля отправилисьлюбоваться на собак, а я пошла искать Фриду.

Старуха мирно вышивала в спальне. В этот деньна ней была тоненькая шелковая блузка. Воротничок расстегнут, на морщинистойшее даже следов шрама не видно. Золотые руки у Петра Львовича, Господьнаградил.

– Чему обязана? – проворчаластаруха, увидев меня.

Можно бы и полюбезней, особенно после того,как получили Рембрандта. Кстати, никто из Войцеховских мне так и не рассказал,что с картиной.

– Хочу книжку отдать, – завела яразговор, протягивая «Питание здоровой собаки».

– Степану верни, нечего ко мнелезть, – отрезала старуха, – не видишь, отдыхаю.

Фрида явно находилась в боевом расположениидуха. Смотав мулине, она проворчала:

– Зачем сюда без конца ездишь? Дел, чтоли, своих нет? Это только Лариска, как все дети алкоголиков, обожала гостей. Унас, латышей, не принято являться без приглашения.

Фрида всегда недолюбливала подруг Люлю, но комне вроде раньше относилась неплохо. Ведь я сначала познакомилась со Степой, ауже потом с Лариской. В ответ на ворчанье старухи я протянула ей фото.

– Смотрите, в книжке нашла.

Старуха взглянула на снимок, и взгляд у неестал мягче.

– Ах это! Мы с Вольдемаром в Сочи, нашпервый совместный отдых.

– Вы здесь чудесно выглядите, – непокривила я душой, – даже родимое пятно не портит.

– Какое еще пятно? – возмутиласьстаруха.

– Вот здесь, на шее, с левой стороны.

– Не было у меня никаких родинок.

– Да будет вам, Фрида. Кстати, ПетрЛьвович просил передать привет. Он до сих пор тепло вспоминает вас. А кольцо,то самое, со скрещенными костями, считает своим талисманом.

Старуха вцепилась в подлокотники кресла стакой силой, что пальцы побелели, но не дрогнула.

– Езжайте, Дарья, домой. У вас в головетараканы завелись. Какой-то Петр Львович, кольцо, кости. Может, заболели? Замужне хотите еще раз выйти? Говорят, при климаксе у многих без мужика крыша едет.

Не надо было ей меня злить, потому что бываютмоменты, когда я теряю не только контроль над собой, но и чувство жалости.

Я достала из сумочки ксерокопию паспортаНикишиной и протянула старухе, потом закурила и тихим, ровным голосомпроизнесла:

– Подлинник надежно спрятан. Сделалинепростительную глупость, что не уничтожили документ. Прямо сейчас поеду наПетровку. Глупо отрицать очевидное. На шее остался шрам, жив врач, которыйделал операцию, да и отсутствующий правый глазной зуб не вырос.

– У меня теперь все зубыотсутствуют, – прошелестела старуха.

Я пожала плечами:

– На убийство срок давности нераспространяется. А у вас руки по локоть в крови: уничтожили мужа, маленькуюдевочку и настоящую Ольгу Никишину. Так что конец жизни проведете на островеРусском, женщин у нас, кажется, не расстреливают. Хотя, на мой взгляд, лучшерасстрел, чем пожизненное заключение.

Фрида возмущенно замахала руками.

– Ты мне лишнего не приписывай. Не таквсе было.

– А как?

Старуха заколебалась. На лице, похожем намордочку старой изможденной черепахи, отразилось сомнение. Однако, узнав, чтомногое мне известно, она вздохнула и стала изливать душу.

Регина Зайцева родила дочку неизвестно откого. После окончания школы, на выпускном балу, впервые попробовала спиртное.Не задумываясь о последствиях, от души напилась, а утром проснулась в чужойквартире, рядом с незнакомым мужчиной, даже имени его не знала. На цыпочках, чтобыне разбудить случайного любовника, девушка убежала домой. Через три месяцаРегина поняла, что беременна. Сначала решила отыскать предполагаемого отца, нозабыла адрес. Вернее, улицу помнила, а дом и номер квартиры – нет. Более того,внешность Ромео вспоминалась с трудом, вроде был блондин. Цвета глаз не видела,он ведь спал, когда Регина убегала.

В те годы аборты в СССР были запрещены.Пришлось искать подпольного акушера. Мать Регины поохала, поохала и сказала:«Рожай. Воспитаем…» И в положенный срок на свет появилась Ирочка. Регинаоказалась хорошей матерью и полюбила дочь. Постепенно жизнь налаживалась.Молодая женщина даже подумывала поступить в институт, благо мать обожалавнучку, но тут началась война. Не успела Регина ахнуть, как в Минск ворвались немцыи установили в городе «Ordnung». Исчезли продукты. Так необходимые для Ирочкимолоко, масло, яйца можно было выменять только в деревне, и Регина, взявстоловое серебро, отправилась на село. На первом же контрольно-пропускномпункте ее обыскали и отобрали бабушкины вилки и ложки. На хорошем немецкомязыке – в школе она имела по нему одни пятерки – девушка рассказала о ребенке ипопросила отдать приборы. Молоденький ефрейтор искренне изумился, услышав, чтобелоруска-варварка говорит на его родном языке. Когда же Регина прочиталанаизусть несколько строк из «Лорелеи», пришел в полный восторг. Ложки вернулиськ владелице, и ефрейтор посоветовал Регине наняться на работу в комендатуру.Через неделю она уже сидела в канцелярии, печатая разнообразные «аусвайсы» [2]. Девушка не отличаласьпатриотизмом, больше всего ей хотелось выжить и спасти Ирочку.