– Ну, с чего начнем? – она распечатала кассету и поставила.– Ты опять застыла, губернаторша? Достань хотя бы тарелки. Слушай, раз уж у насс тобой поминальный завтрак, может, ты расскажешь наконец, с чего это вдруг, скакого бодуна, ты, такая тонкая, такая нежная, вышла замуж за это животное, заГришаню?

– А с какого бодуна ты называешь моего мужа животным? –вскинула брови Ника. – Ну да, не гений, но вполне нормальный человек. Не всемже быть гениями.

– В Никите была искра Божья, а в Гришке твоем только кремнигремят. Вот он и дергается всю жизнь, пытается добыть огонь трением, какпервобытный дикарь. А искорка никак не высекается, камни-то мертвые, холодные.

– Красиво излагаешь, Зинуля, прямо как по писаному. Самапридумала или цитируешь кого-то? – усмехнулась Ника.

– Сама. У меня картинка такая есть. Человек, набитыйкамнями. Что-то в стиле старичка Дали. Слушай, может, ты сейчас, наконец, попрошествии долгих трудных лет разлуки, расскажешь мне, что у вас с Никитойслучилось? Ведь жить друга без друга не могли.

– Да ничего, собственно, не случилось, – болезненнопоморщилась Ника, – так вышло, и все.

– Не правда, – Зинуля покачала головой, – все началось стого, что пропали черновики твоего отца. А потом ты обнаружила, что в Никитиныхстихах сквозят измененные строчки из черновиков Сергея Елагина. Изнеопубликованного.

– Откуда ты знаешь? – Ника вздрогнула.

– А потом, – продолжала Зинуля, распечатывая коробку сфранцузским сыром, – когда ты показала Никите машинописные странички, накоторых его новые стихи были пересыпаны ворованными строчками из черновиковтвоего отца, он стал слишком сильно нервничать, открывал ящики своего стола,вываливал к твоим ногам содержимое, и там оказалась зеленая общая тетрадь. Тасамая, которая пропала из твоей квартиры и которую ты долго не могла найти.

– Я прошу тебя, перестань, – Ника тяжело опустилась натабуретку, – прекрати, мне больно.

Зинуля пересказывала сейчас, подробно и беспощадно, историюих главной, решающей ссоры, о которой Ника категорически не хотела вспоминать.

– «Ты мог бы спрятать получше!» – заявила ты Никите и ушла,хлопнув дверью, – продолжала Зинуля, словно не слыша Нику и пытаясь аккуратнонарезать мягкий сыр. – Может, мы его ложкой есть будем? Не режется, зараза,только по ножу размазывается. Так вот, на самом деле этих стихов Никита неписал. То есть писал, но не эти. Черновики твоего отца по строчкам нераздергивал, и сам удивился несказанно, когда зеленая тетрадочка оказалась надне его ящика. Знаешь, что произошло на самом деле? Неужели до сих пор незнаешь?

– Это было очень давно, – еле слышно проговорила Ника, – задавностью лет уже не важно, что произошло на самом деле.

– Но ведь тебе интересно? Только не говори, будто тебе всеравно. Молчишь? Ну, слушай. Два дурака занялись составлением поэтическогококтейля. Это выглядело как игра. Ты спросишь, откуда я знаю? Все очень просто.Этими двумя дураками были мы с Гришкой. То есть дурой была я, как выяснилось. Апро твоего драгоценного супруга этого не скажешь. Он действовал вполне разумнои сознательно. Сначала мы поспорили. Я уверяла, что настоящего поэта можнозапросто узнать по нескольким строчкам, а он говорил: ерунда, никто не знает,что такое настоящая поэзия. Любой грамотный человек может, поднатужившись,придумать десяток неплохих строчек. Только я не знала, что строчки, которые,поднатужившись, выдавал Гришаня, принадлежат твоему отцу. Он ведь наизустьшпарил, паршивец. Я думала, это он сам сочинил. А я ему отвечала Никитинымистихами, которые тоже знаю наизусть. Сама-то ведь никогда этим делом небаловалась, а потому уважала чужое поэтическое творчество искренне, от всейдуши. Особенно творчество Никиты Ракитина. Ну и память у меня отличная. А вотГришаня твой стишками-то баловался в юные годы, еще как. Он ведь и вЛитинститут пытался поступить, в том же году, что Никита. Только не приняли.Творческий конкурс не прошел. Мог, конечно, и по блату, была у него такаявозможность. Однако счел, что это ниже его достоинства. «Как много нам открытийчудных готовит просвещенья век», – пропела Зинуля и отправила в рот липкийломтик камамбера.

– «Дух», – машинально поправила Ника, – «готовит просвещеньядух». Скажи, пожалуйста, зачем ты мне все это сейчас рассказала?

– А так, – пожала плечами Зинуля, – у нас ведь торжественныйпоминальный завтрак. Кого мы с тобой поминаем? Никиту Ракитина. А история вашейгрубой ссоры всплыла совсем недавно, когда мы с Никиткой случайно встретились вмоей пельменной. Я ведь так и не знала, какая между вами кошка пробежала. Выоба не желали об этом говорить. А я девушка любопытная до колик в животе. Он,кстати, так и не простил тебя за то, что ты сразу поверила, будто он может бытьвором. Раз поверила, значит, не любила никогда. Он, если ты помнишь, даже несчел нужным оправдываться. Только одно непонятно, кто же перепечатал потом этотзабавный поэтический компот, поставил Никитину фамилию сверху, на каждойстраничке, подсунул рукопись тебе, а ему, Никите, аккуратненько подложил в ящикписьменного стола черновики твоего отца?

– Ты хочешь сказать, это мог сделать только Гриша? –медленно произнесла Ника.

– Я ничего такого не говорила, – усмехнулась Зинуля, – впринципе, кроме нас двоих, никто не мог. Я не делала, это точно. А что касаетсяГришки… ты ведь своего мужа лучше знаешь. Или нет? А в общем, столько летпрошло, можно и забыть. Он ведь любил тебя жутко. Я Гришку имею в виду. И замной стал прихлестывать исключительно ради тебя, знаешь, как в том анекдоте,чтобы в разговор встрять. Мне, между прочим, было это немножко обидно. Ну так,чисто по-женски.

– Ты не могла бы вспомнить еще какие-нибудь подробности извашего разговора с Никитой? – попросила Ника вполне спокойно.

– Сложно, – призналась Зинуля со вздохом, – разговор у нас былдолгий и эмоциональный. Как говорится, сумбур вместо музыки.

– Ты сказала, у него был творческий кризис, – медленнопроизнесла Ника, – он поселился у тебя, чтобы поработать в другой обстановке?

– Ну да, именно так.

– Компьютер был у него?

– Разумеется. Новенький ноутбук.

– А потом, после пожара, что-нибудь осталось от этогоноутбука?

– Ой, перестань, – махнула рукой Зинуля, – что там моглоостаться, в таком огне?

– Кое-что. Пластмассовый корпус должен был, конечно,расплавиться, но совсем исчезнуть он не мог.

– Не было ничего, – прошептала Зинуля удивленно, – ничегопохожего на остатки ноутбука не было.

* * *

Начальник охраны губернатора Синедольского края Игорь Симкинвот уже минут десять сидел в кресле, курил и терпеливо ждал, когда шефсоизволит поднять голову от бумаг. Эта манера – заставлять ждать без всякойнеобходимости – была одним из первых признаков, по которым Симкин определялначало падения с административных высот очередного охраняемого лица.