– Опять Желтый Лог и город солнца. Поймите вы наконец,ничего особенного не произошло, ничего не изменилось, даже наоборот. Ему сталозначительно хуже после вашего последнего визита.. Кстати, пару недель назад выприходили с молодым человеком по фамилии Ракитин. Он, случайно, не пишетдетективы?

– С чего вы взяли? – отвернувшись, быстро спросил ИванПавлович.

– Просто он очень похож на писателя Виктора Годунова.

– Нет, он не писатель. Он мой друг и Федю знает с пеленок,вот и пришел навестить, просто так.

– Его видели несколько наших врачей и медсестер, и всесказали, что он похож на Виктора Годунова, вот я и спрашиваю, на всякий случай.Когда он пришел, спрашивать было неудобно. Именно тогда, при вашем другеРакитине, Федя стал бормотать про Желтый Лог, и вы оба были так потрясены…Поймите меня правильно, я не хочу, чтобы у вас возникали напрасные иллюзии. Высами крайне измотаны, нездоровы. Ну подумайте, если с вами что-то случится, недай Бог, Федя останется совсем один. Он никому, кроме вас, не нужен. Вот ясейчас вас начну обнадеживать, уверять, будто дело движется к ремиссии, азавтра случится еще один припадок. И что? Надежды рухнут. Вы уверены что вашанервная система выдержит? Я не уверен.

– Я понимаю, – кивнул Егоров и вытащил из бумажника очереднуюкупюру, – спасибо вам, доктор. Очень прошу, если он опять заговорит, сразу мнезвоните, в любое время суток.

– Непременно. – Врач привычным жестом спрятал деньги вкарман.

Егоров вышел в мокрый больничный сад, втянул ноздрями запахмолодых липовых листьев. Федя опять заговорил, пусть врач что угодно думает, аФедя опять заговорил. Значит, он поправится. Теперь Егоров в этом несомневался. Собственно, он никогда не сомневался в этом.

Сначала, вопреки здравому смыслу, он внушал себе простуюнаивную веру в то, что сын его будет здоров. Психиатр не прав. Иллюзии нужнычеловеку как воздух.

«Что толку в вашей жестокой правде, доктор? Зачем без концаповторять, что мой ребенок болен безнадежно, никогда не вернется к нему разум иумереть он может в любую минуту? – думал Егоров, шагая по мокрой аллеебольничного сада. – Я не хочу знать эту вашу правду. Лучше бы вы врали мне. Ябыл бы сильнее и здоровей, я легче пережил бы эти четыре года. Вы предлагаетемне обратиться к онкологу? Уверен, ваш хороший специалист найдет у менякакую-нибудь пакость и станет тактично намекать, что я скоро умру. Конечно, отаких вещах прямо говорят только близким родственникам. А у меня, кроме Феди,никого нет. Но ваш онколог, честный человек, наверняка найдет способ лишитьменя всяческих иллюзий, как будто я стану от этого хоть немного здоровей».

Здоровье ему нужно было сейчас, как никогда. И еще нужныбыли деньги. Пенсия, которую выплачивал ему Аэрофлот, была совсем маленькой, ноон ухитрялся жить на эту сумму. Имелись некоторые сбережения, оставшиеся отпродажи дачи. Но они таяли с каждым днем. Из имущества у него, кроме квартиры,остался только старенький темно-лиловый «жигуленок». Пару лет назад Егоровдумал, не пора ли продать старую жестянку, пока совсем не сгнила в гараже, норешил погодить. Сейчас машина может очень пригодиться, особенно такая,старенькая, неприметная. Если привести в порядок двигатель, потратить на этопару дней, жестянка еще поживет и послужит.

А больше продавать нечего. Устроиться на постоянную работуон не сможет. Когда все кончится и он заберет Феденьку из больницы, им надо начто-то жить.

Иногда в душе его вспыхивал коварный огонек. Не разумней лиотказаться от своих планов и прибегнуть к банальному шантажу, выкачать изглавного виновника сумму, которой им с Федей хватит на многие годы?

Если бы не смерть Никиты, возможно, Егоров счел бы разумнымименно такой вариант – шантаж. Но гибель Ракитина пробудила в нем то, что,казалось, умерло навечно. Егоров хотел отомстить. Восстановить справедливость.Он почему-то был уверен, что болезнь Феди – следствие не только всех тех жуткихманипуляций, которым подвергал его гуру Шанли, но порушенной гармонии мира.Нельзя, невозможно, чтобы столько зла осталось безнаказанным.

Нет, он не хотел для своего главного врага публичныхразоблачений, суда, тюрьмы. И даже смерть казалась ему слишком мягким наказанием.Он считал, что будет справедливо, если у Гришки Русова начнет гореть под ногамиземля. Для Гришки мир должен рухнуть, как рухнул когда-то для Егорова.

«Ты думаешь, у тебя есть семья? – бормотал он, вышагиваявдоль больничного забора и мысленно видя перед собой самодовольную физиономиюРусова. – У меня нет, а у тебя есть? Ты ошибаешься, Русик, Нет у тебя никого.Единственный человек в мире, который что-то значит для тебя, которому тыверишь, которого любишь почти как себя самого, станет твоим судьей и палачом».

В записной книжке Ника отыскала номер своего сокурсника ПетиЛукьянова. Петя работал в Институте судебной медицины. Это был не лучший способвыяснять обстоятельства смерти Никиты, узнавать, проводились ли дополнительныеэкспертизы по опознанию. Куда проще и логичней было использовать Гришины связив прокуратуре. Втайне она даже надеялась, что не застанет Петю ни дома, ни наработе, и тогда уж со спокойной душой позвонит в прокуратуру, а вечером –Грише. И все расскажет ему, наконец.

Но Лукьянов оказался дома.

– Ника, когда ты успела прилететь в Москву? Я тебя вчера потелевизору видел, в «Новостях». Инаугурацию показывали. Тебя без конца браликрупным планом. Поздравляю, госпожа губернаторша. Я всегда знал, что твойГришка далеко пойдет. У тебя случилось что-нибудь?

– С чего ты взял?

– Да ты бы ни за что просто так не позвонила, – засмеялсяПетя, – сейчас никто просто так никому не звонит. Сколько мы с тобой невиделись?

– Сто лет.

– Вот именно. Сто лет. Так что случилось?

– Погиб мой знакомый, Никита Ракитин, – начала Ника.

– Ничего себе, знакомый, – присвистнув в трубку, перебил ееПетя. – Все вы, женщины, такие. Я отлично помню Ракитина. Это же твоя перваялюбовь. Он стал классным детективщиком. У нас весь институт читает. Горжусьзнакомством. Только зачем-то псевдоним взял, Виктор Годунов. Слушай, что,правда погиб? Убили?

– Ну почему сразу – убили? Там вроде бы несчастный случай.Пожар.

– Знаем мы эти несчастные случаи. Только я не понимаю, утвоего Грини такие связи, а ты ко мне обращаешься.

– В том-то и дело, что у него слишком уж серьезные связи.Мне не хочется заявляться к помощнику Генерального прокурора России. Сам он неответит, спустит все своим замам, а те – еще ниже, в итоге я ничего толком неузнаю, а волна поднимется, слухи поползут. Для многих ситуация будет выглядетьдостаточно двусмысленно, полезут журналисты…