Ночь была очень холодной. Несмотря на усталость, Ярре,свернувшись калачиком под опончей и поджав ноги чуть не до подбородка, уснутьникак не мог. Когда же наконец уснул, то спал скверно, его все время будилисны. Большую часть он не запомнил. Кроме двух. В первом сне знакомый ведьмакГеральт из Ривии сидел под нависшей со скалы длинной сосулькой. Неподвижный,обледеневший и до половины засыпанный валящим снегом. Во втором сне Цири навороной кобыле, прижавшись к гриве, мчалась галопом между искореженнымиольхами, пытающимися схватить ее кривыми ветками.

Да еще перед самым рассветом приснилась ему Трисс Меригольд.После прошлогоднего пребывания в храме чародейка снилась ему несколько раз. Сныпринуждали Ярре делать то, чего он впоследствии очень стыдился.

Сейчас, надо понимать, ничего постыдного не случилось.Просто было очень холодно.

* * *

Утром действительно, едва взошло солнце, все семероотправились в путь. Мильтон и Огребок, кметовы сыновья из данного контингенса,подбадривали себя солдатской песенкой:

Слышишь звон солдатских лат?

На войну спешит солдат!

Прочь, девчонка, кыш с дороги!

Уноси скорее ноги,

А не то прижму к груди!

«Жми, родименький, не жди!»

Щук, Окультих, Клапрот и примкнувший к ним бондарев сын Мэльфирассказывали друг другу забавные истории и анекдоты, невероятно, по их мнению,смешные.

— … а нильф и спрашивает: «Чем это тут так воняет?» Аэльф ему: «Говном!» Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха-а-а-а!

— Ха-ха-ха! А такой слыхали? Идут нильф, эльф икраснолюд. Глядят, мыша летит…

Чем сильнее разгорался день, тем больше они встречали набольшаке других странников, кметских телег, армейских подразделений. Некоторыетелеги были загружены нехитрым скарбом, за этими банда Щука шла чуть ли неопустив носы до земли, будто гончие, подбирая что упало — то морковку, токартофелину, то репу, порой даже луковицу. Часть «добычи» предусмотрительнопрятали на черный день, часть тут же поедали, не прерывая изложения анекдотов.

— А нильф, фуууу! И обделался по самые уши! Ха-ха-ха, ха-ха-ха!

— Хаа, хаа, хаа! О боги, не выдержу… Обделался! Хааа,хааа…

— Хеее, хеее, хеее!

Ярре ждал случая и повода, чтобы отделиться. Не нравился емуЩук, не нравился ему Окультих. Не нравились ему взгляды, которыми Щук иОкультих окидывали обгонявшие их купеческие возы, кметские упряжки и сидящих нафурманках женщин и девушек. Не нравился ему насмешливый тон Щука, когда тот тои дело заводил речь о целесообразности идти в добровольцы в тот момент, когдапоражение и гибель очевидны и предопределены.

Запахло пашней. Дымом. В долине, среди ровных клеточекполей, рощиц и блестящих, как зеркальца, рыбных прудиков, виднелись крышипостроек. Временами долетал далекий лай собак, мычание вола, крик петуха.

— Видать, не бедны эти деревушки, — прошепелявилЩук, облизывая губы. — Небольшие, но ишкушные.

— Здесь, в долине, — поспешил объяснитьОкультих, — низушки живут и хозяивают. У них все искусно и ладно.Хозяйственный народец, карлички энти.

— Нелюди проклятые, — просипел Клапрот. —Кобольды чертовы. Они тут хозяйничают, а настоящему человеку из-за таких беда инищета! Таким даже война не помеха.

— На вшакий шлучай, — Щук растянул рот внеприятной ухмылке, — жапомните, молодцы, эту деревушку. Ту, крайнюю,шреди бережок, у шамого лешу. Жапомните как следовает. Ежели когда-нить захоццамне туда в гошти, не хотелошь бы плутать.

Ярре отвернулся, прикинувшись, будто не слышит, будто видиттолько большак.

Они шли. Мильтон и Огребок, кметовы сыновья из данногонабора, затянули новую песню. Не такую армейскую, добрую. Немного даже как быпессимистическую. Которую можно было — особенно после предыдущих намеков Щука —считать недобрым предзнаменованием.

А на войне, как на войне,

Хлебнешь несчастия вдвойне.

Не важно, стар ты или млад,

Фельдмаршал, сотник иль солдат,

Уж коли смерть тебя найдет,

То стороной не обойдет…

— Вон у того, — оценил угрюмо Окультих, —должны быть бабки. Если у ево бабков нету — пусть меня в монахи постригут.

Человеком, из-за которого Окультих шел на такой огромныйриск, был бродячий торговец, идущий рядом с двуколкой, запряженной ослом.

— Бабки бабками, — прошепелявил Щук, — аошлик тоже деньгу стоит. Пошли-ка побыштрей, молодцы.

— Мэльфи, — схватил Ярре бондаря за рукав, —разуй глаза-то! Не видишь, к чему дело идет?

— Так то ж всего лишь шуточки. — Мэльфи вырвалрукав. — Шуткует Щук, шуткует.

Двуколка торговца была одновременно ларьком и моглапревращаться в прилавок за несколько минут. Конструкцию, которую тащил осел,украшали яркие, с размахом намалеванные надписи. Судя по ним, торговец предлагалбальзамы и охранные амулеты, эликсиры, фильтры и магические притирки,стиральные средства, а сверх того искатели металлов, золотого песка и трюфелей,а также безотказные приманки для рыб, уток и девок.

Торговец, худой и сильно придавленный бременем лет субъект,оглянулся, увидел их, выругался и подогнал осла. Но осел, как всякий осел, и недумал идти быстрее.

— Начну-кось я с ево, — тихо бросилОкультих. — Да и на тележке чегой-нибудь отыщется.

— Ну, молодцы! — скомандовал Щук. — Раз-два!Управимша ш делом, пока мало швидетелев на большаке.

Ярре, не понимая, откуда у него вдруг взялось столькомужества, несколькими большими шагами опередил компанию и обернулся, загородивот них торговца.

— Нет, — сказал он, с трудом выдавливая слова изперехваченного спазмом горла. — Я не позволю…

Щук медленно распахнул кафтан и показал засунутый за поясдлинный нож, даже на глаз острый как бритва.

— А ну, отойди, пишарчук, — зловеще прошепелявилон. — Ешли шея дорога. Я думал, ты пригодишша в нашей компании, ан нет, ужшлишком тебя, погляжу, твой храм швятым шделал, шлишком уж ты ладаном провонял.А ну, отштупи ш дороги, иначе…

— А что тут происходит, а?

Из-за окружающих большак толстых раскидистых верб, самогораспространенного элемента йеменского пейзажа, появились две странные фигуры.