части, сравнительно с другими, были немцами гораздо лучше снабжены и вооружены, и элемент, из которого они состояли, был гораздо более высокого качества. Но они были слишком малочисленны для того, чтобы успешно бороться с большевиками и дать им надлежащий отпор.

Что касается Железной дивизии – то в это время она собой реальной силы не представляла, да и настроение в ней было такое, что не было твердой уверенности в том, что она действительно станет драться с большевиками. Большевистская агитация между тем росла и росла. Никаких серьезных мер против нее не предпринималось, и большевистские агенты обнаглели до того, что не только открыто показывались на улицах, но и спокойно завтракали и обедали в ресторанах. Ночная стрельба участилась, и опять по вечерам на окраинах города неизвестными лицами пускалось большое количество ракет. Настроение становилось все более нервным, несмотря на то что среди горожан упорно циркулировали слухи о помощи, которую окажут англичане.

По этому поводу я несколько раз был у английского консула Бозенкейта, и он категорически заявил мне, что англичане никакой реальной силы не пришлют и флот их участия в защите города не примет, а потому оборону надо организовать местными средствами. Определенно зная, что местных средств для защиты города совершенно недостаточно, я был совершенно уверен в скором падении Риги. Латышское правительство само чувствовало свое бессилие, что для меня стало особенно ясным после моего вторичного разговора с военным министром Залитом и чинами его штаба. Германским командованием было собрано совещание, в котором участвовали русские, немцы и латыши. Никакого определенного решения на этом совещании принято не было, и после него я окончательно убедился в необходимости покинуть Ригу, что решил сделать верхом вместе с женой и двумя офицерами штабс-ротмистрами Баннер-Фогт114. В это время приехал офицер барон Корф от полковника Бибикова, который временно заменял полковника Нефа, все еще не вернувшегося из Ревеля, где он вел переговоры с эстонским правительством. Этот офицер доложил, что Валк занят большевиками и что Северная армия частью сражается у Юрьева, тоже взятого большевиками, а часть у местечка Руена. Таким образом, оказывалось, что Северная армия отрезана от Риги. Вслед за офицером, командированным полковником Бибиковым, каждый день стали являться беглецы, которые докладывали, что положение все ухудшается и большевики наступают довольно значительными силами.

Я предложил еще раз всем офицерам и солдатам поступить в Рижский Русский стрелковый батальон, а для определенно не желавших туда поступить начал хлопотать об отправке в Либаву, что мне и удалось. Ближайшим моим помощником в этом деле был капитан Гершельман, который и отправился с группой офицеров в Либаву.

Большевики все приближались к Риге, а когда были заняты Зегевольд и Хинценберг – я решил, что ждать больше нечего и пора уезжать, тем более что считал весьма вероятным внутреннее восстание в самой Риге.

29 декабря я вместе с женой и штабс-ротмистрами братьями Баннер-Фогт двинулся в сопровождении двух повозок через Майоренгоф, Туккум и Гольдинген в Либаву. Несмотря на мороз, путешествие было приятное и обошлось без всяких инцидентов; останавливались у помещиков, и все путешествие носило скорее характер прогулки. В Майоренгофе сделали дневку. Между прочим, в Майоренгоф приехал ко мне из Риги мой близкий личный друг голландец Лео Пельтенбург. Он приехал на следующий день и рассказал, что в день нашего отъезда из Риги латышский стрелковый батальон отказался выступить против большевиков; Балтийскому ландесверу было приказано разоружить латышей, что балтийцы и сделали, но только после того, как приказание это было подтверждено английским адмиралом, и английский флот получил приказание открыть огонь по бунтовщикам. Лео Пельтенбург после нашего свидания вернулся в Ригу, где и оставался, после занятия города большевиками, до освобождения города белыми. Пельтенбург был голландским консулом в Риге, и ему, благодаря его официальному положению и энергии, удалось спасти немало невинных от расстрелов. Несколько человек из бунтовщиков-латышей были приговорены к расстрелу Военно-полевым судом. 5 января прибыли мы в Либаву, где узнали, что Рига пала, причем в падении ее значительную роль сыграло внутреннее выступление местных рижских большевиков. Одновременно с известием о падении Риги было получено сведение, что финны помогли эстонцам в их борьбе с большевиками, и я решил во что бы то ни стало попасть в Ревель, хотя бы кружным путем через Германию, чтобы вступить в ряды армии для борьбы с большевиками.

Тем временем в Либаве мне усиленно стали предлагать заняться формированием русского отряда под верховным немецким командованием; я категорически отказался, не веря больше, после Пскова и Риги, в серьезность немецких предложений.

Большевики после занятия Риги продолжали наступление, оттеснили белые части и «Железную дивизию» от Митавы, заняли Туккум и стали подходить к Муравьеву. Прибалтийцы начали более энергично организовываться и под командой немецких офицеров рассчитывали вести борьбу. Из латышей же в Либаву пришел лишь один небольшой отряд, не более 300 штыков, и то составленный главным образом из латышской интеллигенции.

Незначительность этой цифры, в сравнении с общим количеством латышского населения (более 3 миллионов человек), была, конечно, очень характерна для настроения латышского населения.

После отказа моего принять русское формирование на себя под германским командованием во главе этого формирования стал светлейший князь Ливен. Я же решил привести в исполнение свой план поездки в Ревель. По дороге я остановился и прожил у гостеприимного хозяина Полангена графа Тышкевича около недели, а также около недели провел в Мемеле. Из Мемеля я послал в Либаву одного из братьев Баннер-Фогтов, который, вернувшись на следующий день, сообщил, что в Либаву пришел и на днях возвращается обратно эстонский пароход «Ваза». Чтобы использовать этот пароход, я поспешно вернулся в Либаву, где встретил полковника графа Палена и полковника Бибикова, которые тоже собирались ехать в Ревель. Своих лошадей я забрал с собой на пароход.

В двадцатых числах января мы вышли из Либавы и через два дня благополучно прибыли в Ревель.

* * *

Уже на пароходе от спутников своих полковника графа Палена и полковника Бибикова я узнал, что Северная армия, перейдя на территорию Эстляндии, переформировывалась в Северный корпус и что временно командует им полковник Дзерожинский, а на будущее время на пост командующего корпусом генерал Лайдонер, Главнокомандующий Эстонской армией, пригласил генерала Арсеньева115. Кроме того, у полковника Бибикова были сведения, что в Гельсингфорсе находится генерал Юденич, собирающийся начать какие-то формирования в Финляндии.

Приехав в Ревель, я сейчас же явился к командующему корпусом полковнику Дзерожинскому и заявил ему, что прошу для пользы дела назначить меня на любую должность, хотя бы ротным командиром, на что он