помню, в офицерском вагоне, причем все спутники мои относились ко мне весьма любезно; сопровождал меня капитан Гершельман.

Незадолго до моего отъезда в Псков в Риге и других городах Прибалтийского края (насколько помнится, в Либаве, Митаве, Юрьеве и Ревеле) были открыты вербовочные бюро Псковской армии, которые вели регистрацию офицеров и солдат и по мере возможности переправляли их в Псков.

Во главе Псковской армии временно был генерал Вандам, но носились слухи, что командовать ею будет генерал от кавалерии граф Келлер, с которым якобы уже велись по этому поводу переговоры. Наконец были получены в Риге сведения, что часть красных, под командой Балаховича, перешла в Псков. Вообще казалось, что Псковское формирование, так как в нем безусловно были заинтересованы немцы, не будет иметь оттенка авантюры. Необходимо отметить здесь, что к моменту моего выезда в Псков началось сильное наступление на Германию на Западном фронте.

Приехав в Псков и остановившись у ротмистра Розенберга, я быстро разочаровался в своих надеждах найти что-нибудь реальное в Псковских формированиях: я радовался, попав в чисто русский город, но то, что я увидел в нем, было весьма печально. Поезд пришел рано; оставив вещи у ротмистра Розенберга, я пошел по улицам и встретил много как солдат, так и офицеров вновь формирующихся частей. Старый кадровый офицер, всю жизнь проведший в строю, часто уже по первому впечатлению может определить, что можно сделать из данного солдата и какого формирования можно ожидать, имея тот или иной живой материал, и это первое впечатление редко бывает ошибочным: разнузданного, ободранного, невоинского вида солдат и офицеров, попадавшихся мне навстречу, было совершенно достаточно, для того чтобы я сразу же решил, что Псковское формирование есть не более как авантюра. Шатающиеся по городу офицеры были, по-видимому, люди ничем не занятые; во многих магазинах за прилавками я видел приказчиков, одетых в офицерскую форму. Еще более я убедился в правильности своего первого неблагоприятного впечатления, когда пришел в штаб: главную роль там играли молодые немецкие офицеры, прикомандированные к германскому Генеральному штабу, но производившие далеко не солидное впечатление: на самые простые вопросы ответы давались весьма сбивчивые, и никто более или менее ясной картины положения дать мне не мог; несомненно было лишь одно, что никто ничего толком не знает. Вернувшись из штаба, я определенно решил, что начало формирования несерьезное и что я в этой армии служить не буду. Но решение судьбы, как показало будущее, не всегда совпадает с решениями людей.

На следующий день я вернулся в Ригу. Уже ранее я предполагал ехать на Украину или в армию генерала Деникина и предпринять шаги к получению необходимых виз, но разрешения не приходили, и мне пришлось задержаться в Риге. Тем временем состоялся отъезд из Берлина большевистских представителей, замешанных и уличенных в пропаганде, и вместе с тем стало ясно, что немцы не в состоянии выдержать натиска союзников на Западе. События пошли чрезвычайно быстро, и вслед за разгромом на фронте немецкой армии в Германии разразилась революция, которая в Риге прошла довольно мирно.

Что война всем надоела, всех утомила и что побудить войска к дальнейшей борьбе является невозможным – в этом теперь уже никто более не сомневался. Появились солдатские советы, и хотя в них и участвовали офицеры, но не было сомнения, что разложение германской армии началось и что нет той силы, которая могла бы его остановить. Конечно, революция в немецкой армии протекала гораздо более планомерно, чем в свое время в русской. Кстати сказать, красных флагов я нигде у немцев не видел.

Латыши, вскоре после революции в Германии, объявили себя республикой, на городских улицах появились кое-где белые и красные флаги, где-то заседало какое-то правительство, но, по крайней мере в то время, когда я находился в Риге, как-то никто его существования не замечал и на жизни самого города оно никак не сказывалось. Во все время оккупации вся власть фактически была в руках немецкого командования. Командование это, конечно, хорошо относилось к прибалтийскому дворянству, но в то же время заигрывало и с латышами. К моменту моего возвращения в Ригу стало ясно, что немцы благодаря нажиму на Западе и общему политическому положению не в состоянии дольше удерживаться в Прибалтике, тем более что большинство немецких солдат, возбужденные революцией, откровеннейшим образом высказывали совершенно определенное желание как можно скорее вернуться домой. Но, уходя, немцы не желали совершенно утратить своего влияния в Прибалтике, а потому решили сформировать противобольшевистские организации, поддерживая которые они могли бы влиять на настроения и на внутреннюю жизнь страны. Среди солдат оккупационных войск нашлось довольно много таких, которые не пожелали возвращаться домой; они были сведены в особую дивизию, получившую наименование «Железной» и оставшуюся под немецким командованием в Прибалтике и после эвакуации. Всем офицерам, бывшим на русской регулярной службе, было предложено немецким командованием собраться для сформирования особых стрелковых батальонов. Началась запись, причем русские, латышские и прибалтийские офицеры записывались отдельно. С согласия немецкого командования и латышского правительства в Риге в начале ноября состоялось общее собрание офицеров. На собрании этом сразу же выяснилось, что из предполагаемого формирования вряд ли выйдет что-либо серьезное, так как с места же начали разгораться национальные страсти; дело могло бы иметь успех только в том случае, если бы национальная рознь была забыта. Собрание офицеров приняло решение формировать три отдельных стрелковых батальона: русский, латышский и прибалтийский. Хотя, как я уже сказал, я и вынес из собрания такое впечатление, что из начинающегося формирования ничего серьезного не выйдет, – я все же согласился, после долгих уговоров всех собравшихся, принять на себя общее командование всеми тремя батальонами, имея в виду помочь формируемой в Пскове армии в случае натиска на нее со стороны большевиков. Соглашаясь на формирование батальонов, я поставил условием получение на это формального согласия германского командования; если не ошибаюсь, на следующий же день мною были получены соответственные полномочия в письменной форме и к моему штабу был прикомандирован офицер из германского штаба.

Между тем в Риге стала заметна усиливающаяся с каждым днем большевистская пропаганда. Велась она повсюду. Шли летучие митинги, разбрасывались прокламации, по вечерам на окраинах города шла частая ружейная стрельба, какими-то неизвестными лицами пускались ракеты; одним словом, делалось все для того, чтобы обыватель не чувствовал себя спокойно.

Через несколько дней после получения мною полномочий от германского командования на формирование стрелковых батальонов я решил поехать в Псков, дабы вступить в связь с формировавшейся там Северной армией для объединения действий в будущей борьбе с большевиками. Для осуществления этой связи