любовь и не заглушая при этом критические способности. Рассмотрим два совершенно разных случая: попытку основать нацию равных, а затем покончить с несправедливостью рабства и расовой дискриминацией в Соединенных Штатах; и попытку создать новую индийскую нацию, которая боролась бы с нищетой и неравенством. В каждом случае я сосредоточусь на политической риторике, поведении и одежде лидеров, а также на выборе национальных песен и символов – не потому, что все остальное неважно, а потому что конкретно эти аспекты играют особенно важную роль в воспитании патриотизма среди детей (а также в дальнейшем образовании взрослых).

Рассматривая эти аспекты, мы должны помнить Ренана: нация – это не объект, сущность которого просто дана, это «духовный принцип», выстроенный из всевозможных элементов. Так, эти ораторы не столько ссылаются на существовавшую ранее национальную идентичность, сколько конструируют ее на основе истории и памяти. Некоторые реалии делаются заметными, другие преуменьшаются или опускаются. Наша задача в том, чтобы увидеть, как эти люди выполняют свою задачу, избегая Сциллы и Харибды и вдохновляя людей на сильную любовь к конкретному без принудительной гомогенности или неуместных ценностей.

Одежда Вашингтона: нация равных

После революции перед американскими патриотами стояла сложная задача: создать новую нацию, основанную на республиканских принципах. Хотя многие граждане наслаждались равенством и отсутствием доминирования на уровне правительства штатов и местном уровне, до тех пор не существовало никакой рамки нации равных граждан. Хотя революция и дала новоиспеченным свободным американцам опыт совместного противостояния тирании, им все еще предстояло найти способы представить себе обычную жизнь без короля. Это была непростая задача, поскольку история была богата примерами монархических эмоций, включая преданность и послушание доброму отцу, чего не скажешь о символах и метафорах республиканских эмоций. Хотя, конечно, Римская республика постоянно снабжала патриотов звучными символами, именами и риторикой.

Особенно спорным был институт президентства, который некоторые считали несовместимым с республиканским самоуправлением. Законы и институты (разделение властей, судебный надзор) были важны для создания достаточно сильного института президентства, чтобы объединить нацию, но при этом власть президента была слабее, чем короля или потенциального диктатора. Такими же важными были символы и поведение первого лица, занимающего этот пост. Хотя Дж. Вашингтона часто считали скорее военным, нежели политическим лидером, он с поразительной вдумчивостью подошел к этой задаче.

Многие истории времен Американской революции, которые уже переходили в разряд легенд в конце революции (и которые до сих пор рассказывают детям), распаляют воображение мыслью о равных гражданах, борющихся с тиранией. Знаменитые окровавленные ноги солдат (и их офицеров) в Велли-Фордж[341] – символ мужества и решимости патриотов, сражающихся во имя свободы. Пьяные гессенцы, застигнутые врасплох под Трентоном, являются символом монархического упадка, окруженные, как и всегда должно быть (так гласит история) благодаря патриотической проницательности и находчивости. На известной картине «Вашингтон переправляется через Далавэр» Эмануэля Лойце Вашингтон стоит в передней части лодки, но картину обыкновенно сопровождает патриотическое повествование, повествование о свободе, а не повествование, в котором обычные люди остаются пассивно зависимыми от заботы отеческого правителя.

Вашингтон был харизматичен (высокий, удалой, прекрасный наездник), и также снискал популярность и любовь как военный герой. Но помимо этого он был героем-патриотом, первым среди равных, и, следовательно, располагал хорошими возможностями для ведения деликатных переговоров между избытком монархического патернализма и избытком бесстрастной рутины. Теперь благодаря новаторской биографии, написанной Роном Черноу (за что он был удостоен Пулитцеровской премии), нам известно, что Вашингтон подходил к этим вопросам с необычайной проницательностью[342]. Антифедералисты – например, влиятельная историк и драматург Мерси Отис Уоррен, – вероятно, были бы недовольны любым выбором, сделанным Вашингтоном в роли президента, поскольку они выступали против этого поста как квазимонархического. Уоррен любила Римскую республику и фигуру Брута[343] и предпочла бы не иметь сильного руководителя. В этой ситуации, когда многие сомневались в том, совместимо ли президентство с республиканской добродетелью и свободой, мы можем оценить проницательность выборов Вашингтона.

Уже будучи полководцем, он подчеркивал уязвимость человеческой природы, которую он разделял со своими солдатами: известная история описывает, как он внезапно надевает очки для чтения во время произнесения речи и говорит: «Я поседел на службе вам, а теперь обнаруживаю, что слепну»[344]. Он поражал иностранных гостей простотой своей одежды: «Старый синий сюртук с кожаной отделкой, жилет и брюки… по-видимому, такие же старые и без каких-либо украшений, были его нарядом»[345]. Когда впоследствии он был избран первым президентом страны, он осознавал сложность создания новой должности и важность своих решений для будущего нации: «Я должен считать себя вступающим в неизведанное поле, окутанное со всех сторон облаками и тьмой»[346].

Одна из величайших опасностей, как полагали антифедералисты, заключалась в том, что пост президента будет передаваться по наследству. Вашингтон входил в орден Цинцинната, патриотического клуба, членство в котором изначально было наследственным, что уже расстраивало их. Однако сам Вашингтон выступал решительно против наследственного членства и вскоре заставил других отменить его, чем несколько успокоил антифедералистов. Но самым главным оказалось то, что Вашингтон не выбирал, но что он всячески подчеркивал (и что в итоге стало частью того, что он символизировал): у них с Мартой не было детей. Вашингтон прекрасно понимал, что эта в целом несчастливая ситуация сделала его самым подходящим кандидатом на пост первого президента, и, возможно, именно поэтому он не стал возражать против своей кандидатуры[347].

Когда пришло время подготовить первую президентскую инаугурацию, он особенно ярко проявил свой вкус к достоинству и простоте. Он принял важное решение, когда отказался надеть военную форму на инаугурацию и больше никогда ее не надевал (хотя на официальных церемониях он действительно носил меч). Вместо этого он украсил себя патриотической символикой. Чтобы поощрить американскую промышленность, он выбрал «двубортный коричневый костюм, сшитый из сукна, сотканного на шерстяной мануфактуре в Хартфорде, штат Коннектикут. На костюме были позолоченные пуговицы с эмблемой орла»[348]. Так, мы видим военное щегольство в сочетании со скромностью в цвете и покрое, а также предпочтение национального производителя. Относительно последнего пункта Вашингтон отметил, что американцы должны подражать своему президенту, отдавая предпочтение отечественной промышленности. В течение всего периода, предшествовавшего инаугурации, он позаботился о том, чтобы гулять по улицам Нью-Йорка как обычный гражданин, приветливо здороваясь с людьми, хотя он всегда выглядел довольно представительно из-за своей приятной внешности и роста почти в два метра и продолжал отдавать предпочтение белым лошадям, чьи шкуры были обработаны блестящей пастой. Как заметил один корреспондент, придерживающийся антимонархических воззрений: «Мне было очень приятно слышать, что ваше поведение вызывает большое одобрение, в особенности то, что вы иногда обходитесь без церемоний и прогуливаетесь по улицам, в то время как Адамса никогда не видели вне его экипажа»[349].

Долгое время Вашингтона считали скорее героическим вождем, а не мыслителем. Теперь, однако, понятно, что он проявлял выдающуюся рассудительность как в отдельных жестах (очки), так и в общей структуре символического поведения (его прогулки, стиль одежды). Вашингтон понимал, что его героические качества полезны первому лидеру нации, что они должны излучать силу и властность, но также и то, что они должны быть сбалансированы и в некотором смысле смягчены жестами более эгалитарного характера, чтобы доказать беспочвенность страхов о превращении президента в монарха. Символы, которые предпочитал Вашингтон (орел, местная шерсть, очки), объединяли людей и закаляли их преданность, направляя разум к центральным идеям нации, а не уводя от них.

То, что монумент Вашингтону не является изображением одного человека, а тем более – святыней, приглашающей к поклонению, совершенно уместно доказывает, что ему успешно удалось выразить свои идеи об общественной символике. Он сооружен в виде абстрактного символа, обелиска, намекающего на связь Вашингтона с масонством. В то же время этот обелиск не является монолитным, подобно классическим обелискам, но состоит из отдельных блоков. Во время открытия памятника было сказано, что его замысел символизирует единство