– Значит, ты не доверял мне?

– Да, хотя это и не совсем так. Я озлобился, сталподозрительным, всегда искал в чужих поступках какой-то скрытый смысл… А твоеотношение ко мне… оно было таким чудесным!

– Понимаю, – медленно произнесла я, припоминая историю,которую однажды рассказал мне Гарри. Теперь мне бросились в глаза кое-какиедетали, которых я раньше не заметила: то, что Гарри не нуждался в деньгах, егожелание ВЫКУПИТЬ у Надины алмазы, манера рассказывать о прошлом так, словно онбыл просто сторонним наблюдателем. Выходит, когда Гарри говорил «мой друг», он имелв виду Лукаса, а не Эрдсли? И значит, это Лукас, тихий, спокойный парень, такбеззаветно любил Надину.

– Но как же тогда получилось, что ты взял имя Лукаса? –спросила я.

– Мы оба вели себя безрассудно, оба хотели умереть. Однаждыночью мы обменялись личными знаками – на счастье! На следующий день Лукасаубили… Снаряд разнес его в клочья.

Я содрогнулась.

– Но почему ты и сейчас мне ничего не сказал? Этим утром? Тыведь уже не сомневался в моей любви!

– Анна, я боялся все испортить. Мне хотелось увезти тебяобратно на остров. Что хорошего в деньгах? Мы были счастливы на острове.Признаюсь тебе: я боюсь другой жизни… она меня однажды чуть было не сломила.

– А сэр Юстас знал, кто ты на самом деле?

– О да!

– А Картон?

– Нет. Как-то вечером, еще в Кимберли, он видел нас сЛукасом в компании Надины, но не знал, кто есть кто. Я назвался Лукасом, и онмне поверил, а Надину ввела в заблуждение его телеграмма. Она не бояласьЛукаса. Он был тихим парнем, очень серьезным. Зато у меня характер дай боже.Узнай она, что я вдруг воскрес на мертвых, она бы сама умерла со страху.

– Гарри, а если бы полковник Рейс не открыл мне правды, чтобы ты делал?

– Ничего. Ты бы по-прежнему считала меня Лукасом.

– А как же отцовские миллионы?

– Рейс мог взять их себе. Он в любом случае распорядился быденьгами лучше меня… Но о чем ты задумалась, Анна? Ты так хмуришься…

– Знаешь, – медленно сказала я, – мне даже жалко, чтополковник Рейс открыл твою тайну. Лучше бы он этого не знал.

– Нет. Он поступил правильно. Тебе все должно быть известно.– Гарри помолчал и вдруг выпалил: – Знаешь, Анна, я тебя ревную к Рейсу. Онтоже тебя любит, а ведь Рейс – человек гораздо более выдающийся, чем я.

Я засмеялась:

– Ну и дурачок же ты, Гарри! Ведь мне нужен ты, а всеостальное не имеет значения.

Как только обстоятельства нам позволили, мы поспешили вКейптаун. Там меня ждала Сюзанна, с которой мы опорожнили брюхо большогожирафа. После окончательного разгрома повстанцев полковник Рейс тоже приехал вКейптаун. Он предложил нам переселиться в Мюзенберг, на большую виллу, некогдапринадлежавшую сэру Лоренсу, и мы согласились.

Мы строили планы. Гарри и я вернемся в Англию вместе сСюзанной и сыграем свадьбу в ее лондонском особняке. Подвенечное платье явыпишу из Парижа! Сюзанна предавалась этим мечтам с упоением. Я тоже. Ивсе-таки будущее почему-то казалось мне немножко нереальным. Порой, сама незнаю отчего, у меня перехватывало горло, так что невозможно было дышать.

Это случилось в ночь перед отъездом. Я не могла уснуть. Надуше было тяжело. Мне ужасно не хотелось покидать Африку. Будет ли всепо-прежнему, когда я сюда вернусь? Повторится ли это когда-нибудь?

Тут я вздрогнула, потому что кто-то властно постучал вставни. Я вскочила на ноги. На веранде стоял Гарри.

– Оденься и выйди, Анна. Я хочу с тобой поговорить.

Я набросила на себя первое, что попалось под руку, вышла напорог, и меня объяла ночная прохлада, бархатистая, ароматная, дышащая покоем.Гарри поманил меня, и мы отошли подальше от дома. Его лицо было бледным ирешительным, глаза горели.

– Анна, помнишь, ты когда-то уверяла меня, будто бы женщиныс удовольствием делают для своих любимых даже то, что им не нравится?

– Да, – кивнула я, не понимая, к чему он клонит.

Гарри сжал меня в объятиях.

– Анна, поехали со мной… сейчас… сегодня же ночью. Уедем вРодезию, обратно на остров. Я не могу вынести всего этого шутовства. Я не могубольше тебя ждать!

Я на секунду высвободилась из его объятий и шутливопрохныкала:

– А как же мой французский туалет?

Гарри и сегодня частенько не понимает, когда я говорюсерьезно, а когда дразню его.

– К черту парижские тряпки! Какое мне до них дело? Мнегораздо интересней увидеть тебя без них. И я никуда не отпущу тебя, слышишь? Тымоя. Если ты уедешь, я могу тебя потерять. Я в тебе не уверен. Ты уйдешь сомной сегодня же ночью… И к черту всех остальных!

Гарри привлек меня к себе и поцеловал так, что я едва незадохнулась.

– Я больше не могу без тебя, Анна. Ей-богу! Ненавижу этиденьги. Пусть их забирает Рейс. Пойдем! Ну!

– А моя зубная щетка? – еще поупиралась я.

– Купишь новую. Я, конечно, сумасшедший, но, ради всегосвятого, пошли!

Он сорвался с места и как одержимый кинулся прочь.

Я двинулась за ним с покорностью женщины из племени баротси,которую я видела тогда в Фолзе. Только на голове у меня не было сковородки.Гарри шел так быстро, что я едва за ним поспевала.

Наконец я не выдержала и мягко спросила:

– Гарри, мы пойдем пешком до самой Родезии?

Гарри резко обернулся и, громко расхохотавшись, сгреб менясвоими ручищами.

– Я безумен, любовь моя. И сам это знаю. Но я так люблютебя, милая!

– Мы оба безумны. И вот что, Гарри… Ты меня не спросил, ноя, честное слово, не приношу себя в жертву. Мне хотелось пойти с тобой,хотелось уехать!

С тех пор минуло два года. Мы и по сей день живем наострове. Передо мной на грубом деревянном столе лежит письмо от Сюзанны:

«Дорогие дети природы! Милые влюбленные лунатики!

Я вовсе не удивлена, отнюдь. Болтая с вами о Париже, япостоянно чувствовала, что это нереально, что в один прекрасный день вы вдруграстаете в голубой дали и поженитесь так, как полагается в старых добрыхцыганских традициях. Но все-таки вы безумцы! Ваше решение отказаться от такогоогромного состояния – полнейший абсурд. Полковник Рейс хотел вас переубедить,но я сказала, что время все расставит по местам. Полковник может выступать вкачестве душеприказчика Гарри, но не более того. Ведь как бы там ни было,медовый месяц не может длиться вечно… Слава богу, ты сейчас далеко, Анна, и ямогу спокойно высказать тебе свое мнение, не боясь, что ты набросишься на меня,словно дикая кошка. Рай в шалаше может продолжаться очень долго, но однажды тывдруг начнешь мечтать о домах на Парк-Лейн, о роскошных мехах, парижскихнарядах, самых больших автомобилях и детских колясках последней модели, ослужанках-француженках и боннах-северянках. Начнешь-начнешь, поверь мне!