– Боже правый, мисс Беддингфелд! Я думал, вы исчезли…

– Исчезла, но опять появилась, – ликующе сообщила я. – А каквы поживаете, мистер Пейджет?

– Очень хорошо, спасибо… С нетерпеньем жду, когда мы с сэромЮстасом снова приступим к работе.

– Мистер Пейджет, – сказала я, – мне хотелось бы вас кое очем расспросить. Надеюсь, вы не обидитесь. Понимаете, от вашего ответа зависиточень многое. Вы даже не подозреваете сколько. Я хочу знать, что вы делаливосьмого января этого года в Марлоу.

Он дернулся.

– Право же, мисс Беддингфелд! Я… честное слово…

– Вы ведь были там, не так ли?

– Я… да… у меня были свои причины.

– Позвольте поинтересоваться: какие?

– Неужели сэр Юстас вам еще не рассказал?

– Сэр Юстас? Он разве в курсе?

– Я почти уверен. Я надеялся, что он меня не узнал, но поего намекам я думаю, что надежды нет. Как бы там ни было, я намерен рассказатьему все начистоту и повиниться. Он своеобразный человек, мисс Беддингфелд.Человек с каким-то ненормальным чувством юмора. Похоже, ему нравится играть сомной в кошки-мышки. Я думаю, он давно все знает. Может быть, даже много лет.

Мне хотелось верить, что рано или поздно я пойму, о чемговорит Пейджет. А он торопливо продолжал:

– Джентльмену, занимающему такое положение, как сэр Юстас,трудно влезть в мою шкуру. Я признаю свою вину, но ведь это такой безобидныйобман! Лучше бы он сразу вывел меня на чистую воду, а не потешался быисподтишка…

Раздался паровозный гудок, народ поспешил обратно в вагоны.

– Да-да, мистер Пейджет, – я вклинилась в его монолог, – высовершенно правильно все говорите про сэра Юстаса. Но зачем вы поехали вМарлоу?

– Я был не прав, но в тех обстоятельствах… в техобстоятельствах мне казалось, это естественно…

– В каких обстоятельствах? – отчаянно возопила я.

Похоже, тут до Пейджета впервые дошло, что я задаю емувопрос. Он с трудом оторвался от самооправданий вкупе с рассуждениями остранностях сэра Юстаса и переключился на меня.

– Извините, мисс Беддингфелд, но я не вижу, какое вы к этомуимеете отношение.

Он уже поднялся в вагон и говорил, склонившись ко мне, глядяна меня сверху вниз. Я была в отчаянии. Что ты будешь делать с таким типом?

– Ну, конечно, если это так ужасно, что вы стыдитесь мнесказать… – язвительно начала я.

И тут вдруг попала в точку! Пейджет напрягся и покраснел.

– Ужасно? Стыжусь? Я вас не понимаю.

– Тогда скажите!

В трех коротких фразах он поведал мне все. Наконец-то яузнала секрет Пейджета! Но это оказалось совсем не то, что я ожидала услышать.

Я медленно побрела назад в гостиницу. Там мне передалителеграмму. Я вскрыла конверт. В телеграмме мне были даны четкие, исчерпывающиеинструкции ехать в Йоханнесбург. Вернее, выйти, не доезжая одной остановки доЙоханнесбурга, где меня встретит машина. Внизу стояла подпись Гарри.

Я села в кресло и предалась серьезным раздумьям.

Йоханнесбург 7 марта

Приехал Пейджет. Он, конечно, насмерть перепуган. Тут жепредложил мне отправиться в Преторию. Когда я ласково, но твердо заявил, что мыостанемся здесь, бедняга кинулся в другую крайность, начал сетовать, что у негонет ружья, и вспоминать о каком-то мосте, который он якобы охранял во времяВторой мировой войны. Наверное, он имел в виду железнодорожный мост вкаком-нибудь захолустье типа Литтл-Паддекомба.

Я не стал его долго слушать и велел распаковать большуюпечатную машинку. У меня теплилась надежда, что он на какое-то время от меняотстанет, потому что машинка наверняка сломана (она то и дело ломается) иПейджету придется искать, где бы ее починить. Но я забыл о привычке Пейджетабежать впереди паровоза.

– Все ящики уже распакованы, сэр Юстас. Печатная машинка впревосходном состоянии.

– Что значит «все ящики»?

– Два маленьких я тоже распаковал.

– Зачем же вы так усердствуете, Пейджет? Маленькие ящикисовершенно ни при чем. Они принадлежат миссис Блер.

Пейджет пригорюнился. Он терпеть не может ошибаться.

– Будьте любезны аккуратно упаковать их еще раз, – продолжаля. – Потом пойдите прогуляться. Вполне вероятно, что завтра Йоханнесбург будетлежать в руинах. Так что это, быть может, ваш последний шанс.

Я подумал, что таким образом избавлюсь от него хотя бы наутро.

– Мне хотелось бы поговорить с вами на досуге, сэр Юстас.

– У меня сейчас нет досуга, – торопливо возразил я. – У менякаждая минута на счету!

Пейджет собрался ретироваться.

– Кстати, – спросил я, когда он уже подходил к дверям, – чтотам у миссис Блер в ящиках?

– Меховые накидки и вроде бы шляпы, тоже из меха.

– Понятно, – кивнул я. – Она их еще в поезде купила. Этодействительно шляпы, хотя неудивительно, что вы их не узнали. По-моему, одну изних она собирается носить в Эскоте. А что там еще было?

– Фотопленки и корзинки… очень много корзинок.

– Еще бы! – ободряюще кивнул я. – Миссис Блер ничего непокупает в малых количествах, всегда минимум дюжину.

– Больше, кажется, ничего не было, сэр Юстас, только немногобезделушек, вуаль и старые перчатки.

– Если бы вы не уродились идиотом, Пейджет, вы бы сразусообразили, что это не мои вещи.

– Да, но я подумал, что, может, частично они принадлежатмисс Петтигрю.

– Ах, хорошо, что вы напомнили. С какой стати вы подобралимне в секретари столь подозрительную личность?

Я рассказал ему о допросе, который мне учинил чиновник. Итут же раскаялся, заметив в глазах Пейджета знакомый блеск. Я поспешнопопытался перевести разговор в другое русло, но было поздно. Пейджет вышел натропу войны.

Он принялся терзать меня бессмысленной историей,произошедшей на «Килмордене». В ней шла речь о каком-то пари и фотопленке.Некий стюард, дескать, бросил ее глухой полночью в иллюминатор. Я терпеть немогу дурацких развлечений и прямо за-явил об этом Пейджету. Тогда он начал всесначала. Рассказывает он просто отвратительно. Я долго вообще не мог понять,что к чему.