Терентий стал спиной к освещенному окну и прочиталтелеграмму. Петя не мог рассмотреть выражения его лица, но понял, что оноужасно. Вдруг Терентий схватил из-под ног кусок шлака и с такой силой швырнул встенку, что он разлетелся в пыль. Некоторое время Терентий тяжело переводил духуспокаивался, – а потом отвел Гаврика в сторону, и они быстро о чем-топереговорили.

На обратном пути Гаврик несколько раз оставлял Петюпосредине улицы, а сам на короткое время куда-то отлучался; и один раз Петяувидел, как Гаврик подобрался к чьей-то калитке и сунул в щель белую бумажку.Петя понял, что это был оттиск телеграммы.

Когда мальчики снова очутились в своем сарайчике, потушилисвет и улеглись в постели, они долго не могли заснуть, Петя все время тревожноприслушивался к ночным звукам. Ему казалось, что вот-вот начнется что-тострашное: по улице с криками побежит толпа, где-то вспыхнет пожар, раздадутсявыстрелы из браунингов. Но вокруг все было тихо.

На переезде послышался рожок стрелочника; прошел товарныйпоезд; далеко по неровной мостовой проехала подвода, и было слышно, как под нейбренчит пустое ведро. Потом по всем Ближним Мельницам долго и сонно пели третьипетухи, послышались фабричные гудки и немного погодя заскрипели калитки.

День прошел обычно. Только в гимназии, на большой перемене,Петя заметил под лестницей нескольких восьмиклассников с газетой и услышалслова: «Беспорядки на Ленских приисках», сказанные вполголоса.

Гаврик вернулся из типографии еще позже, чем вчера –дожидался новых известий, – и принес большой сверток оттисков. Это былителеграммы с подробностями ленского расстрела: пятьсот человек убитых ираненых. Петя ужаснулся.

Была ночь. Терентий коротко переговорил с Гавриком, и ониоба ушли. Петя хотел идти вместе с ними, но его не взяли. Он остался один, легв постель, укрылся с головой плащом и сразу же заснул, но скоро проснулся.

Вокруг была мертвая тишина. Петя лежал на спине с открытымиглазами, стараясь представить себе пятьсот человек убитых и раненых. Но этобыло невозможно, как сильно он ни напрягал свое воображение. Перед ним всевремя неподвижно стояла неразборчивая картина снежного поля, покрытого убитымирабочими. Смысл картины был неизмеримо страшней самой картины, и этонесоответствие мучило Петю, не давая ему ни на один миг отвлечься и подумать очем-нибудь другом.

Вдруг ему пришло в голову, что пятьсот человек – это именностолько, сколько учеников и учителей в их гимназии. Он представил себекоридоры, лестницы, классы, гимназический и актовый залы, заваленные убитыми иранеными гимназистами и учителями, лужи крови на метлахских плитках, крики,стоны, смятение…

Его стал бить озноб.

Но и здесь тоже не было соответствия, потому что это былавсего лишь выдумка, а там была самая настоящая правда. Там были подлинные, а невоображаемые трупы, и Пете стали представляться все покойники, которых онкогда-нибудь видел.

Ему представилась мама в гробу, похожая на невесту, спочерневшими от лекарств губами и бумажной полоской на лбу; представился дядяМиша в сюртучке с высоко сложенными на груди белыми костлявыми руками;скончавшийся от дифтерита гимназист четвертого класса Витя Серошевский –вытянутая кукла в синем мундире; дедушка – мамин папа – с лысым лбом,отражавшим свечи; какой-то генерал от инфантерии, которого везли мимо их дома воткрытом гробу на лафете, а впереди несли на бархатных подушках ордена имедали.

Но это были не трупы убитых, а покойники – «усопшие»,заваленные венками и окруженные клубами ладана, музыкой, пением и стекляннымифонарями на палках, перевитых крепом. Как ни ужасен был вид этих неподвижныхсуществ, все еще сохранивших человеческое подобие среди похоронноговеликолепия, они не могли дать Пете представления о тех сотнях, которые лежалиничком в ленских снегах, и Петина мука продолжалась.

Тогда Петя вдруг увидел то, что было давно скрыто в самыхглубинах его памяти и почти никогда не всплывало на поверхность именно потому,что было еще более ужасно, чем все остальное.

Петя вспомнил девятьсот пятый год, перевязанную головуТерентия со струйкой крови, текущей по виску, вспомнил комнату, заваленнуюсломанной мебелью, полную дыма от выстрелов, и человека с равнодушным восковымлицом и черной дыркой над закрытым глазом, который неудобно лежал на полупоперек комнаты, лицом вверх среди пустых обойм и гильз. Он вспомнил, как дваказака мчались на лошадях, волоча за собой на веревке окровавленный трупПетиного знакомого – хозяина тира Иосифа Карловича, – оставлявший на мертвенно-сероймостовой длинный красный, удивительно яркий след.

Петя снова увидел снежное поле, усеянное трупами. Но этакартина уже не мучила его несоответствием с правдой, потому что теперь он понялее смысл. Смысл заключался в том, что одни люди убили других людей за то, чтоте не захотели больше быть рабами.

Петю охватила злоба. Чтобы не заплакать, он стал кусатьподушку. Но все-таки заплакал. Утром он встал с постели измученный бессоннойночью, с синяками под глазами, мрачный и осунувшийся.

Гаврик и Терентий до сих пор еще не возвращались. Мотя,закутанная в серый шерстяной платок, молча подала ему кружку чая и кусок хлебас повидлом. Она была непричесана, ее глаза испуганно смотрели на мальчика, онадрожала от утреннего холода – наверно, тоже всю ночь не спала.

Ее мать стирала во дворе белье, над корытом летали мыльныепузыри, и она грустно пожелала Пете доброго утра.

На этот раз Петя отправился в гимназию один. На улице всебыло, как обычно. Группами шли рабочие на утреннюю смену. Они шли еще быстрееобыкновенного. Группы соединялись, в некоторых местах превращаясь в толпы.Пробираясь мимо них, Петя чувствовал на себе неприязненные взгляды, которые какбы ощупывали его фуражку с гербом, светлые пуговицы курточки и пояс с форменнойбляхой.

Хотя раннее солнце заливало улицу телесно-розовым светом и вапрельском воздухе так чисто, свежо и весело перекликались маневровые паровики,но на всем этом как бы лежала невидимая похоронная тень.

Посередине улицы, как обычно, прохаживался знакомый Петепожилой ближнемельничный городовой. Но, дойдя до перекрестка, Петя увидел ещеодного городового, незнакомого. Со знакомым городовым Петя по привычкепоздоровался, вежливо приподняв фуражку, а мимо незнакомого городового прошел,опустив глаза, но все-таки видел, как незнакомый городовой оглядел его с ног доголовы – злыми глазами на молодом солдатском лице.

В городе бегали газетчики, выкрикивая: «Подробности ленскихсобытий, пятьсот убитых и раненых…»