– Все это тоже нужно будет обновить. – Он встряхнул снаряжение. – Кожа вся рассохлась и потрескалась. Но это я могу поправить и сам.

Не произнеся больше ни слова, он прошел мимо нее к выходу.

Элфрун всю трясло от злости. Она начала глубоко дышать через нос, заставила себя разжать кулаки и прислонилась спиной к гладкой дощатой стене. Она поймала себя на том, что непроизвольно сползает вниз, и на какой-то короткий и страшный момент подумала, что сейчас потеряет сознание.

По крайней мере этого хотя бы никто не видел.

Она закрыла лицо руками. Танкрад и его волчья стая. Атульф создавал немало проблем, когда они с Куддой в Донмуте гоняли по холмам и полям. Зачем было Танкраду поощрять его на большее?

Одни неприятности от этого Иллингхэма!

– Я хочу уйти от него.

Луда сделал вид, что не услышал этого. Он стоял и наблюдал за тем, как два работника из поместья сдирали и сбрасывали с наклонной крыши женского дома толстый слой мха, наросшего за зиму.

– Пап! – Сетрит подошла ближе. – С меня довольно. – Он даже не двинулся. Тогда она сделала еще пару шагов в его сторону. – Папа?

Наконец он обернулся и искоса посмотрел на дочь, словно видел ее в первый раз.

– Что ты здесь вообще делаешь? Сейчас мы доим по три раза на день, так что не говори мне, что у тебя нет работы на пастушьем хуторе.

– Я выполняю свою часть работы!

– Впервые в своей жизни ты сказала правду. А теперь возвращайся туда. Нечего шататься тут, тратя зря чужое время и путаясь под ногами.

Она угрюмо взглянула на него:

– Ты что, не слышишь, что я тебе говорю? Я уже по горло сыта этим пастушьим хутором. И пастухом тоже.

Луда скрестил руки на груди и бросил на нее сердитый взгляд.

– Сама заварила эту кашу, сама и расхлебывай. И сделай что-нибудь со своей кислой рожей, потому что сливки просто скиснут, прежде чем ты успеешь сбить из них масло.

Она покосилась на мужчин на крыше, которые с любопытством прислушивались к их разговору, и понизила голос:

– Я не выношу его. Не могу больше терпеть, когда он ко мне прикасается.

– Ах, дочка, что тут скажешь? Так оно и бывает после свадьбы. Тебе что, никто об этом не рассказывал? – Луда задумчиво покивал. – Кстати, куда же ты пойдешь, если оставишь его?

Смягчившийся тон отца удивил Сетрит. Она стояла в грязи, потупив взгляд, и переминалась с ноги на ногу. Помолчав, она сказала:

– Вернусь домой.

– Да неужели? – Он широко улыбнулся, обнажив большие желтые зубы. – Твоя мать будет очень рада, особенно теперь, когда ты узнала наконец, что такое по-настоящему тяжелая работа. Ей как раз рук не хватает.

Сетрит закусила губу и нахмурилась.

Он чуть наклонился к ней и, тоже понизив голос, произнес:

– Думаешь, я не знаю, что ты задумала на самом деле? Что я не знаю про тебя и святого отца, нашего аббата?

Глаза ее испуганно округлились, но она быстро опомнилась.

– А что тут знать?

– Про ваши грязные игры? Весь Донмут знает, да и Иллингхэм, видимо, тоже. – Тон его стал презрительным. – Как, полагаю, и архиепископ на своем высоком троне в соборе. Знают все, у кого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать.

– Хирел не знает.

– Узнает, и довольно скоро. – Луда откашлялся и сплюнул. – И посмотрим, что он сделает. Я сказал ему, что тебе нужна твердая рука.

– Он не узнает.

– Почему это? Ведь все остальные уже знают!

Она расправила плечи и с вызовом выпятила вперед подбородок.

– А что, если и так? Я имею право…

Отец схватил ее пониже локтя с такой силой, что она почувствовала, как хрустнули косточки.

– Никакого права ни на что ты не имеешь, маленькая тупая стерва. Если ты вернешься под крышу моего дома, эти твои постельные фокусы закончатся раз и навсегда. Но ты сюда не вернешься. На том и порешили.

– Я не могу оставаться с ним! – Она вырвалась, потирая болевшее место на руке; в глазах ее стояли слезы злости и отчаяния. – Я могу просто уйти от него.

– Уйти от него? – с притворным удивлением переспросил Луда. – Ага. От Хирела, ты имеешь в виду? И куда ты пойдешь, если не сюда?

– Ингельд позаботится обо мне.

– Ингельд позаботится обо мне, – передразнил он ее визгливым и гнусавым голосом. – И это моя дочь! Быть того не может! Ты способна рассуждать здраво? Да, возможно, за полгода ты и твое нытье ему не надоедят, а потом он найдет другую дурочку, которая будет готова утолить его похоть. – Губы его презрительно изогнулись.

– У нас с ним так не будет.

Отец бросил на нее взгляд, заставивший ее покраснеть от злости. Он поднял руку:

– Погоди.

Дохромав до приставной лестницы, он что-то отрывисто крикнул работникам, дождался, пока они спустятся, переставят лестницу на несколько ярдов вправо и снова поднимутся на крышу.

Затем он вернулся к ней.

– У вас так не будет, говоришь? Сколько тебе лет? – Она уже открыла рот, чтобы ответить, но ему это явно было не нужно. – Видит Бог, ты выглядишь как взрослая женщина, и я считал, что ты достаточно выросла, чтобы понимать, что к чему, но, видимо, я заблуждался. Я ровесник Радмера. И на десять лет старше Ингельда. Я вырос вместе с ними. Неужели ты думаешь, что я ничего такого не знал за ним раньше?

Сетрит хотелось как-то остановить текущие по щекам слезы или – еще лучше – заткнуть отцу рот.

– Он сказал, что я совсем другая.

– Ну да, может, и так. – Он выдержал паузу, а потом язвительно бросил: – В том смысле, что еще тупее, чем большинство остальных. И готова тут же хлопнуться на спину и раздвинуть перед ним ноги, стоит ему только улыбнуться этой своей улыбочкой. – Лицо его потемнело. – Ты еще не забеременела?

Сетрит сложила на груди руки и втянула голову в плечи.

– Нет, как мне кажется.

– Что ж, тогда поторопись с этим. Неважно, кто будет отцом, но ребенок, а может, и двойня, быстро положат конец всему этому, и ты перестанешь валять дурака. – Он коротко хохотнул. – И вот тогда ты узнаешь, что такое по-настоящему тяжелая работа.

– Это несправедливо!

– Всю жизнь слышу от тебя одну и ту же песню. Бог несправедлив к нам, так почему мы должны быть справедливы друг к другу? – Отвернувшись, он поднял корзину, полную мха и гнилого камыша, и сунул ее ей в руки: – Пойди выброси это в канаву, а потом возвращайся к работе. – Прищуренные глаза смотрели на дочь жестко. – И пошевеливайся, женщина! Чего хочется тебе, значения не имеет. Мне нужно, чтобы ты была замужем за Хирелом, и мне нужно, чтобы ты больше трудилась на хуторе. Сыр сам собой не сделается, как ты понимаешь.