Спустя несколько минут я уже пила кофе с молоком. Я постоянно думала о произошедшем вчера, все это казалось не более чем сном, оно не могло было быть правдой. Фернандо не имел права расстаться со мной так — его слова были невероятно жестокими, невероятно искусственными, невероятно злыми, несправедливыми и обидными. Я не могла даже представить, что он способен сказать подобное. Я не заслуживала такого отношения. И он не имел права говорить так, потому что я действительно любила его, он не имел права так легко растоптать мою любовь. Ничто не могло толкнуть Фернандо на подобный шаг. Я нисколько не изменилась с тех пор, как мы с ним познакомились. Я была такой же, как прежде. Должно было быть другое объяснение его поступку, более серьезное, скрытое. Наверное, нашлось нечто важнее наших чувств, что заставило его отказаться от меня. Теперь мне оставалось только плакать, а на это занятие времени было достаточно, ведь впереди у меня была вся жизнь. Когда я позвонила в дверь Фернандо, я была убеждена, что произошла ошибка, глупое недоразумение, о котором в будущем мне, может быть, не доведется вспомнить. Я стояла под дверью и жала на кнопку звонка, но только после третьего звонка послышались шаги, и я подумала, что, возможно, для меня еще не все потеряно.

Мать Фернандо высунула голову из-за двери, не желая, видимо, показывать мне то, что было за ее спиной.

— Добрый день, я бы хотела увидеть вашего сына.

Она ответила мне глупой улыбкой, потом сделала жест правой рукой, мол, она ничего не понимает и просит меня ее за это извинить.

— Вы меня прекрасно поняли. Пожалуйста, скажите своему сыну Фернандо, чтобы спустился. Мне необходимо с ним поговорить.

Женщина продолжала ломать комедию, делая странные движения руками, будто она меня совершенно не понимает. В третий раз, понимая, что выгляжу смешно, я повторила все те же слова по-английски. Тут она попросту закрыла дверь.

Я снова нажала на кнопку звонка. Но теперь никто не открыл, и самого звонка больше не было слышно, видимо, кто-то внутри отключил его. Я была в бешенстве, мне ничего не оставалось, как медленно спуститься по лестнице и выйти на улицу. Я ходила взад-вперед под дверью.

Я понимала, что не могу ни о чем просить их. Я посмотрела на окна второго этажа и смогла различить за оконными стеклами человеческие силуэты. Тогда я просто начала кричать, во всю напрягая голосовые связки.

— Фернандо, выходи! Я должна с тобой поговорить!

Все окна на втором этаже сразу же закрылись, кто-то проходил мимо, но мне нечего было стыдиться, теперь я знала, что меня слышат в доме, что мой кузен слышит меня, поэтому я продолжала орать.

— Фернандо, выходи! Я жду тебя!

Две женщины с бидонами молока в руках остановились и стали наблюдать за происходящей сценой. Они стали выяснять, почему я кричу и кого хочу видеть. А меня даже вдохновило то, что я стала главным действующим лицом этого спектакля. Я взяла маленький камешек и бросила в стену дома Теофилы, не стараясь попасть куда-то конкретно. Я напряженно вглядывалась в окна, пытаясь увидеть Фернандо через стекло.

Постепенно количество зевак увеличивалось, я слышала их голоса, пару раз прозвучало даже мое имя. Через некоторое время его мать вышла на улицу. Вокруг меня стояли друзья Фернандо и многие его знакомые, почти вся деревня собралась наблюдать за моим позором. Вся эта сцена могла испортить репутацию дома Теофилы. Но меня это не волновало. Мало-помалу до меня стало доходить, что никому я не нужна, что все мы друг другу чужие, и то, что было между нами, ложь. Я напрягала свой голос и продолжала кричать и бросать камни в стену. Ничто не могло сдвинуть меня с места, я не чувствовала ног, пыталась повернуться и уйти, но потом разворачивалась и возвращалась обратно. Я не могла представить, сколько времени здесь провела.

Потом я уселась под окном, обняв ноги руками и уткнувшись лицом в колени, а моя аудитория постепенно начала расходиться. Вдруг раздался голос, разрушивший иллюзию спокойствия.

— Как жаль, что здесь нет твоей бабки! Вот уж кто бы полюбовался, как ты стоишь под окнами моего дома и воешь как собака!

Я открыла глаза и сощурилась от слепившего яркого света. Я смогла различить перед собой фигуру Теофилы, которая стояла напротив меня в самом центре улицы, я разглядела хорошо ее щиколотки, обтянутые нейлоном.

— Я не такая, как моя бабушка, — ответила я. — Я другая, так что не думаю, что вы сможете выгнать меня отсюда, говоря разные глупости.

Мои слова заставили Теофилу задуматься, хотя она продолжала враждебно смотреть на меня, но замолчала. Она ничего не сказала, когда я поднялась и подошла к ней. Я стояла перед Теофилой, смотрела ей в глаза, потом повторила то, что говорила раньше.

— Я не такая, как они, — сказала ей я. — Я была любимой внучкой своего дедушки. Спросите кого угодно, все это знают… Он дал мне изумруд Родриго, этот камень все ищут как ненормальные! а он у меня! Дедушка дал его мне, а теперь он не мой, я подарила его Фернандо в прошлом году.

— Я знаю об этом, — Теофила медленно покачала головой, я не поняла, то ли она мне сочувствует, то ли злится на меня. — Он мне рассказал. Я ему сразу же дала пощечину, он не рассказал тебе об этом?

— Вы его ударили? — спросила я, и она кивнула. — Но почему?

— Чтобы знал! — выкрикнула она с иронией, которую я не могла понять. — Почему? За то, что решил поиздеваться над внучкой своего деда! Какая мерзость, детка… Но чего ты хочешь?

— Он меня бросил, — сказала я, вытирая слезы, которые катились из моих глаз.

Она ничего не сказала, подняла мое лицо за подбородок и посмотрела мне в глаза, поэтому я решила, что могу говорить дальше.

— Пойдите в дом и скажите ему, чтобы он вышел, пожалуйста, я хочу только поговорить с ним. Это ненадолго. Мне нужно только поговорить, правда, он должен мне кое-что объяснить. Скажите ему, чтобы он вышел, чтобы мне не нужно было больше стоять здесь и кричать. Мне необходимо увидеть его, правда, всего на пять минут, мне этого хватит, пожалуйста, прошу вас, пожалуйста, пойдите и скажите, чтобы он вышел.

— Он не выйдет, Малена, — ответила она мне после секундного молчания, глядя на меня с сочувствием. — Даже если я попрошу его, он не выйдет. И знаешь почему? Потому что мой внук таков, каков он есть, он не выйдет, чтобы поговорить с тобой. Он не хочет видеть тебя. Мужчины все такие, что здесь, что там. Они такими были, такими и останутся.

Я посмотрела на нее и поняла: она говорит то, что думает, она говорит правду, и меня это успокоило.

— Посмотри на меня. Я тоже была молодой, была такой же, как ты. Все было точно так же, вспомни о своем дедушке. О чем он думал? Он разрывался между твоей бабушкой и мной. Ты меня слышишь? Две лучше, чем одна, вот, что он думал, когда ездил в Мадрид и обратно. А теперь ты сидишь здесь и плачешь. Почему, зачем? Нет, девочка, так не стоит поступать, по этому пути идти не следует ни в коем случае, это тебе говорю я. Ты не веришь мне. Тогда вспомни свою тетю Мариви, которая вышла замуж в двадцать один год за пятидесятилетнего посла, или возьми мою дочь Лалу, которая начинала пить таблетки при каждом дурном известии, но ей это не помогло. Эти две… — тут Теофила, наконец, сделала паузу, потому что глаза у нее были чувствительными, и она не могла долго смотреть на меня при ярком свете. — Ясно, почему следует быть сильной.