— Томас…

Он держал в руке рюмку с коньяком и ждал, непроницаемый и отстраненный, как всегда. Никогда мне не было так хорошо, его отец в свое время сказал мне, что я никому не могу довериться, кроме Томаса, если однажды мне придется продать тот камень, чтобы спасти свою жизнь. Магда любила Томаса, Мерседес всегда называла их имена вместе, когда говорила о детях Родриго. Я сделала небольшое усилие и вспомнила, что однажды у меня была возможность обратиться к нему, но я этого не сделала. Я снова напряглась и поняла, что у меня не осталось другого выбора, кроме как рассказать ему все — от первых симптомов болезни Рейны до той паники, которая охватила меня на кресле в кабинете Перейры и которая теперь мешала мне вернуться домой.

Я закончила говорить, а Томас откинулся назад на спинку кресла и не смотрел на меня, прикрывая рот рукой, чтобы скрыть улыбку.

— Не волнуйся, ты можешь оставаться здесь столько времени, сколько захочешь… И не бойся, ничего не случится. Никогда ничего не случается.

Когда я услышала эти слова, я почувствовала, что напряжение взорвалось внутри меня и куда-то ушло. Теперь я могла слышать дуновение ветерка, а мое тело расслабилось, будто из него выпустили воздух. Мой желудок успокоился, язык снова стал ощущать вкус, а слова обрели четкость. Я нашла для себя убежище.

— Ничего, кроме того, что меня убьет мама.

— Как же! Скоро она обо всем забудет.

— В том-то и дело, что нет, Томас. Серьезно, я уверена, что она не забудет. Ты ее не знаешь.

— Ты так думаешь? Я прожил с ней вместе… двадцать пять лет или около того.

— Но с тобой ничего подобного не случалось.

Тут улыбка Томаса стала еще шире, он даже не смог сдержать смеха, вызванного моими словами. Ему понадобилось время, чтобы прийти в себя и снова заговорить со мной уже другим тоном, серьезным и веселым одновременно.

— Посмотри на меня, Малена, и послушай. Я прожил на свете почти полвека, со мной происходили вещи намного худшие, и я научился двум вещам. Первое, и самое важное, — он наклонился вперед и взял меня за руки, — что никто не может вычеркнуть из твоей жизни то, что уже произошло. И второе, что бывают намного более страшные вещи. А здесь никто никого не убил, никто не покончил с собой, никто не умер от страданий, и никто не будет плакать. Через две недели максимум ты не вспомнишь об этом. Я тебе обещаю. А если так не случится, то жизнь на этой планете совсем мне не знакома. Подумай об этом, и ты поймешь, что я прав.

— Спасибо, Томас, — сказала я. Он легонько гладил мою руку. Я с чувством обхватила его ладонь и поднесла к своему лицу. — Большое спасибо, ты не знаешь…

— Я все знаю, сеньорита, — он поспешил перебить меня, как будто моя благодарность обидела его и, к моему удивлению, ему удалось рассмешить меня. — А теперь я сообщу Паулине, что ты остаешься на ужин, только не рассказывай ей ничего о том, что я тебе сказал. Я позвоню тебе домой. Поговорю с твоей матерью… — он секунду помедлил, как будто эта идея ему не нравилась, — или лучше я поговорю с твоим отцом. И скажу, что ты здесь. Не волнуйся.

Паулина ворчала, что ей не сообщили о моем приходе заранее, иначе привела бы себя в порядок к приходу гостей, но, несмотря на ворчание, она была прекрасна. Томас не стал пересказывать мне в деталях беседу с отцом. Он только солгал — я была уверена, что солгал, — чтобы успокоить меня, якобы папа сказал ему о том, что Рейна очень за меня волнуется. Томас пустился в разговоры с таким энтузиазмом, о котором я и не подозревала, и проговорил так весь ужин, как будто был очень счастлив быть со мной. Он говорил сам, не давая мне и слова вставить, может, он был рад тому, что теперь было покончено с его одиночеством. Я не могла удержаться от улыбки.

— Ты располагаешь к себе. Ты очень веселый, — сказала я, когда мы перешли к десерту, вдохновленная пиршеством, которое мне пожаловало провидение.

— Девочка, в будущем году мне исполняется пятьдесят лет. Ты хочешь, чтобы я плакал?

— Нееет! — промычала я. Мой рот был набит меренгами.

— Так-то. В любом случае ты во многом права, я действительно хочу тебе понравиться. Мне следует быть немного жестче, потому что, по правде говоря, так я хотя бы буду помнить, сколько мне лет, но… Так и быть, скажу тебе, я чувствую себя моложе моего возраста, как часто говорят в кино. У нас есть повод повеселиться.

Пока Паулина не появилась в столовой с бутылок на тележке и кислым выражением лица, я не верила в то, что мой дядя настоящий пьяница, но теперь увидела это собственными глазами.

— Посмотрим… — продолжил он, после того как налил себе еще коньяку. — Чего бы ты хотела выпить?

— Ты, правда, хочешь предложить мне выпить?

— Ты же видишь. Если ты отважишься…

Мне понадобилось три-четыре секунды, чтобы принять предложение и выбрать что-нибудь из тележки, но во время моей паузы в разговор вступила новая участница.

— Что? На дурные вещи она еще как отважится!

— Оставь девочку в покое, Паулина! — реакция Томаса была молниеносной. — Разве не видишь, что ей плохо? Не расстраивай ее еще сильнее, черт возьми.

— Ах, вот как! Ты на ее стороне, а твоя бедная сестра сгорает от стыда.

— Моя сестра не имеет к этому никакого отношения.

— Даже самого маленького? — насмешливо сказала Паулина.

— Ни большого, ни маленького, вообще никакого!

Голос дяди, когда он произносил последние слова, почти превратился в крик. Он ударил по столу кулаком совсем как дедушка. Его последняя фраза подействовала па Паулину, и она закрыла лицо руками.

— Конечно, — пробормотала она, ее глаза покраснели, — более или менее…

— Ты помнишь слова? — спросил Томас спокойным тоном, протягивая руку, чтобы обнять ее за талию примирительным жестом, стараясь найти выход из затруднительного положения, скрыв за шуткой то, что он говорил прежде, но его слова провоцировали еще сильнее: «Не судите, да не судимы будете».

Паулина села с нами, чтобы налить себе рюмочку анисовой водки, и я поняла, что это их ежедневный ритуал, потом она принесла Томасу газету, чтобы он прочитал, что будут показывать по телевизору ночью, потому что сама даже в очках не различала написанное такими маленькими буковками.

— Надо же! — воскликнул он, по-детски радуясь. — Гляди-ка, что сегодня будет! Brigadoon, это именно то, что тебе нужно, Малена. Очень хороший фильм, Паулина, тебе понравится.

— Я не хочу портить тебе ночь, Томас, — сказала я, — если тебе нужно заниматься чем-то другим…

— Как правило, я встречаюсь с друзьями, но мы всегда ходим в одно и то же место, так что потом я их догоню, после того как посмотрим кино. Я смотрел его, наверное, раз двадцать, но не упущу такой возможности и сегодня.

Томас наслаждался, как ребенок, фантастической историей о шотландской деревушке, и его энтузиазм передался мне, так что, когда мы прощались, он был немного пьян, а я совсем на ногах не держалась и совсем забыла, по какой причине оказалась в этом доме. Тем не менее, после того, как я вошла в комнату Магды, где меня устроила Паулина, я шагала осторожно, чтобы шумом не помешать дедушке. Мама не настаивала, чтобы я сопровождала ее во время ежедневных посещений дедушки, а Томас же приходил часто, не пускал меня, прикрываясь разными отговорками. «Ты не узнаешь его, — говорили мне. — Он не в себе, он потерял разум, будет лучше, если ты запомнишь его таким, каким он был прежде». «Сегодня был очень плохой день», — добавил дядя сегодня, но я открыла дверь очень тихо и вошла в комнату, потому что никогда бы не смогла пройти мимо и не посмотреть на дедушку.