Я не могла представить свое будущее без Фернандо, даже такое предположение казалось мне нелепым. Но если бы я была внимательнее, если бы задумывалась над его поведением и обращала внимание на мелочи, то смогла бы правильно оценить ситуацию. Теперь я понимаю: тем летом многое указывало на то, что скоро я услышу слова: «Все, конец».

Мариана днем позвонила мне и сообщила, что меня не внесут в список студентов, пока я не предоставлю все необходимые документы и оригинал аттестата. Я до сих пор сдала только ксерокопию. Положение было серьезным, и мне ничего не оставалось, как поехать в Мадрид. Я не придавала большого значения этой поездке: она должна была продлиться всего сутки. Но мне пришлось задержаться еще на ночь, потому что потребовалось побывать на факультете дважды, а не один раз, как я надеялась. Все утро я простояла на остановке, ожидая автобус. А потом все изменилось, всего за три дня мир перевернулся.

* * *

Я не была готова к перемене, которая произошла с Фернандо. Я была готова ко всякому, но только не к этому. Мы постоянно ссорились, я не могла понять, что происходит. Я пыталась объяснить его поведение сотней причин, но так и не успокоилась. Он почти перестал со мной разговаривать, больше не улыбался мне, я слышала от него какие-то общие фразы из одних и тех же десяти-двенадцати слов. Мы проводили вечера, сидя за столом на террасе, но не болтали о пустяках, не смеялись, не обнимались, пока кто-нибудь из наших знакомых не подходил к нам и не начинал общий разговор. Тогда мы обсуждали, как правило, темы, далекие от сферы наших интересов, а временами и просто абсурдные, как например, нашествие красного паука, который вызвал падение урожая на всех полях. Сушильня «Росарио», где мы попрощались на рассвете, должна была сохранить память о лучших временах, которые мы здесь пережили. Это место навсегда сохранит память о мгновениях нашей любви, особенно теперь, когда все так изменилось: наша постель из засушенного табака стала холодной и жесткой как камень, а глаза Фернандо — холодными и пустыми. Казалось, он боялся попасть в ловушку из-за своих желаний и теперь, утолив страсть, торопился со мной расстаться, не пытаясь оставить мне даже надежду на любовь.

Ужасно хотелось узнать, почему так происходит. Может, Фернандо устал от меня или влюбился в другую, или плохо себя чувствует, или в его доме постоянные скандалы. Может быть, он сошелся с кем-то еще или хочет больше времени проводить со своим мотоциклом. А может, с его другом случилось что-то ужасное, он попал в безвыходное положение, может, задумал что-то поменять в своей учебе, а теперь боится сказать об этом отцу. Может, я чем-то обидела его, может быть, ему рассказали что-то нехорошее обо мне?.. Может быть, он злится на меня? Я задавала Фернандо все эти вопросы, чтобы выяснить, что с ним происходит. Но всякий раз он твердил одно: «Нет, нет, нет, со мной все в порядке». Я не отваживалась спросить его о том, что, возможно, дело в его сексуальной ориентации, может быть, он гомосексуалист? А может быть, подался в террористы? Но как только я начинала думать об этих ужасных вещах, мне на глаза наворачивались слезы, то, как он смотрел на меня, как говорил, — все это огорчало меня. Фернандо переменился, стал совсем другим, он был постоянно погружен в свои мысли, складывалось впечатление, что он где-то очень далеко, иной раз казалось, что он не понимает меня, что говорит на каком-то другом языке, которого я не знаю. Он перестал шутить, но при этом заявлял, что ничего не происходит. Неожиданно ночью я услышала слова, сказанные чужим, незнакомым мне голосом, которые я сначала не до конца поняла.

— Прощай, Малена.

По инерции я сделала несколько шагов, потом повернулась и сказала те же слова, что говорила каждый раз при расставании.

— До завтра.

Потом повернулась и пошла к выходу. Я уже было взялась пальцами за ручку железной двери, как он медленно проговорил, я помню каждое слово, этот наш последний разговор я никогда не смогу забыть, потому что его слова врезались в мою память.

— Не думаю, что мы увидимся завтра.

Я остановилась и медленно начала соображать, что следует на это ответить. Потом я спросила очень тихо:

— Почему?

Меня переполняли дурные предчувствия, я была в ужасе от того, что мои подозрения могут осуществиться.

— Не думаю, что нам стоит видеться.

— Почему?

— Потому что не надо.

— Я ничего не понимаю.

Он пожал плечами, и только теперь я поняла, что меня так испугало в выражении его глаз накануне, когда он поставил мотоцикл перед входом в дом.

— Посмотри на меня, Фернандо. Посмотри на меня, пожалуйста, Фернандо… Посмотри на меня!

Наконец он резко поднял голову, будто захотел покончить со мной, а потом спросил неприятным визгливым голосом.

— Что?

— Почему мы не увидимся больше?

Последовавшая за моим вопросом пауза была очень длинной. Он достал сигару из кармана и зажег ее. Она уже наполовину сгорела, когда он зажал ее губами. Фернандо сделал затяжку, посмотрел на меня и сказал какую-то непонятную фразу.

— Не говори со мной по-немецки, Фернандо. Ты знаешь, что я тебя не понимаю.

— Послушай, Индианка, — теперь его голос звучал болезненно, он дрожал от напряжения или от страха. — Все женщины разные. Существуют женщины для удовольствия и женщины для любви, и я… Ладно, скажем так, меня ничто в тебе не интересует, ты ничего не можешь мне дать, так что…

Он будто не замечал, что мне было трудно дышать, я задыхалась от рвавшегося наружу рыдания, это, видимо, не произвело на него впечатления.

— Это было сказано не по-немецки. Не так ли? — добавил Фернандо, подходя к своему мотоциклу, пока я стояла как вкопанная. Он завел мотор, перекинул ногу через седло, как делал это тысячу раз в это же самое время, на этом же месте. — Конечно, не по-немецки. Я сказал что думал. Мне жаль. Прощай, Малена.

Я не сказала Фернандо «прощай». Я вообще не могла говорить, мои ноги словно приросли к земле. Я глядела ему вслед, видела, как он медленно удаляется от меня. Я не знаю, как мне это удалось, но я пошла. Я нашла в себе силы идти.

* * *

Я вошла в дом, медленно поднялась по лестнице, медленно открыла дверь в ванную, но, не почистив зубы, вышла, упала на постель и сразу уснула как убитая и проспала всю ночь.

Утром, как проснулась, я не вспоминала о том, что Фернандо бросил меня. Помню, как открыла глаза и посмотрела налево, туда, где висели часы. Было без четверти десять, постель Рейны была пуста. Наконец, я встала, открыла окно и поняла, что будет очень хороший, прекрасный, ослепительный августовский день.

Только теперь я вспомнила о том, что произошло накануне, подняла руки и ощупала себя. Мне следовало немедленно отправиться к Фернандо. Я почувствовала, что кровь быстрее побежала по жилам, а щеки вспыхнули. Тут я услышала, что к моей комнате подходит мама. Не стоило так долго спать. Мама позвала меня завтракать и сказала, что взрослой девушке не стоит залеживаться в кровати. Я думала так же. Я должна была привести себя в порядок, спуститься вниз и не показать остальным, что произошло. Никто не должен был ничего заметить, все должно было идти по-старому. Я попросила у мамы прощения за свой долгий сон и сказала, что через пятнадцать минут спущусь.