– Мы с ним никогда не преступали черту, – умудряюсь выдавить я. Сколько ему известно? Неужели он прицепил на собственного сына «жучка» или что-то в этом роде? И когда?

– Но у тебя ведь длинный список парней, которых ты водишь на поводке, как собачек, да?

Двое парней – длинный список?

Но этот аргумент мне не поможет. Для таких, как Гао Цю, два парня – это уже перебор.

– Я… я все еще девственница, – выпаливаю я единственное, что приходит в голову. – Честно! Велите какой-нибудь тетушке проверить.

Волна удивления проходит по лицу Гао. Во мне зарождается надежда, что он, может быть, отступится и даст мне уйти, но его черты снова твердеют, а оскал становится еще более злобным.

Он снова встает, стул скребет пол так, что в ушах режет. Как бы мне хотелось в этот момент укатить отсюда без оглядки, но Гао Цю уже потратил огромные деньги на то, чтобы увезти меня и Шиминя от Великой стены. Если я не буду делать, что он хочет, не сомневаюсь – он пополнит собой ряды моих врагов. Этого я не могу себе позволить.

Он медленно обходит стол и приближается ко мне. Его рука намертво вцепляется в мое плечо. Он наклоняется и цедит мне прямо в ухо:

– Если ты не врешь нагло в глаза, тогда дела намного, намного хуже!

– Почему? – вскрикиваю я. Я слишком напугана, чтобы смотреть на него. Я лишь слышу голос Ичжи – исковерканный, словно исходящий из восемнадцатого круга ада.

– Почему? Неужели не соображаешь? Тебе не знакома концепция «взяла что-то – расплатись»? Тогда у тебя реально большие проблемы, пилот У.

– Но они сами не хотели… – Мое тело содрогается при каждом вдохе. Его пальцы так жгут сквозь пилотскую униформу, что мне хочется оттяпать себе плечо и сбежать.

– Все. Парни. Этого. Хотят. – Жар его насыщенного алкоголем дыхания змеится мне в ухо. – Я же вижу, как они со всех ног кидаются исполнять любой твой каприз. Если ты и правда не намерена трахаться с ними, нельзя, чтобы они поняли, что ты попросту водишь их за нос.

Неужели он намекает на то, как Ичжи и Шиминь помогали мне выйти из планолета? Вот, значит, во что вылилась их помощь?

«Не говори за них! – хочется крикнуть мне. – Они не такие, как ты!»

И тут меня охватывает ужас. Зачем на самом деле он меня задержал?!

Я поднимаю затравленный взгляд на служанку. Та, потупив глаза, стоит между двумя картинами-свитками, висящими на тускло освещенной стене. Ее присутствие – единственное, что сохраняет неопределенность ситуации.

Но ведь она же не сможет остановить Гао Цю, если тот решит…

Тут мой мозг замерзает окончательно. Я не могу думать, не могу говорить.

«На помощь!» – внутренне кричу я, обращаясь непонятно к кому. К Шиминю? К Ичжи? Не знаю. Я не знаю!

– Видишь ли, пилот У, бизнес основывается на взаимно полезном обмене: если берешь что-то, то должен соответствующее количество отдать. Это очень важный принцип. Мне необходимо удостовериться, что ты это понимаешь. И не думай, что тебе хватит ума отвертеться от выполнения своей части договора! – Гао Цю заходит за спинку моего кресла и стискивает теперь оба моих плеча. – Поэтому, чтобы мы могли доверять друг другу, я ставлю условие: сними с себя всю одежду и прочитай контракт на камеру. В голом виде.

У моего мира проваливается фундамент. Кажется, я бесконечно падаю в бездонную пропасть. Руки рефлекторно сгибаются, стремясь почерпнуть силу из дух-доспехов. Но их нет. У меня ничего нет.

– Я… я не очень хорошо читаю, – лепечу я еле слышно.

– Читать могу я, а ты будешь повторять.

Слезы жгут мне глаза, словно кислота. Горло набухает так, что глотка перекрывается. Я напрягаюсь, но это приводит лишь к тому, что пальцы Гао сильнее впиваются в мои плечи.

– Гао-цзун… За что вы так ненавидите женщин?

Следует короткая пауза, а потом он разражается громовым хохотом. Звук ударяет мне в затылок, будто в гонг, встряхивая кресло.

– Ненавижу женщин? Не смеши меня! Мир не смог бы функционировать без женщин. Кто вынашивал бы нам детей, готовил еду, шил нам одежду, грел нашу постель и так далее до бесконечности? Я тебя умоляю. – Он наклоняется так, чтобы я боковым зрением видела его лицо. Кошачьи глаза превращаются в щелки. – Никто в этом мире не ненавидит женщин… в общем смысле. Ненавидят только тех, кто не хочет слушаться. Кто думает, что они могут нарушать правила и им за это ничего не будет. Ну что, пилот У, ты одна из таких?

– Мое тело… – Я не оставляю попыток. – В меня стреляли. Сейчас это не слишком приятное зрелище.

– Я здесь не затем, чтобы тобой любоваться, – отрезает он.

Холодный пот покрывает мою кожу под униформой. Здесь речь о контроле. Ни о чем другом, только о контроле.

– Хотя, конечно, это твой выбор, – добавляет он, отпускает мои плечи и возвращается на свою сторону стола, везя пальцами по скатерти.

Долбаное. Вранье.

Выбор? Как будто у меня есть какой-то выбор! Если я откажусь, Гао использует свои деньги и влияние, чтобы дискредитировать нас с Шиминем. Он просто пытается еще больше унизить меня. Привязать на веревку стыда, потому что я сама это выбрала.

Стыда.

Мой ум цепляется за это слово.

А разве это так уж стыдно? Ну будет у него мое видео… как он сказал? – в голом виде. Ха, подумаешь, какой ужас! Как будто я не была голой, когда родилась.

В голове у меня проясняется. Я вытаскиваю себя из бесконечной ямы стыда, куда мои родичи вколачивали меня всю жизнь. Внезапно нынешний сценарий превращается в комедию.

Этот глупец пытается застыдить меня моим же собственным телом!

Ладно, знаете что? У меня отличное тело. Пусть рассматривает его, как ему угодно, под любым углом, но он не сможет шантажировать меня этим видео, потому что мне плевать, если он его опубликует.

Стыд и унижение – эмоции, которые мы берем на себя добровольно. Поэтому отныне и навсегда я отказываюсь их испытывать.

Впрочем, не заблуждайтесь. Этот человек мертв. Как только мы с Шиминем отвоюем Чжоу и пожнем свой урожай славы, я вернусь сюда и разделаюсь с Гао Цю так, что от него останутся лишь кровавые ошметки. Ему пока невдомек, что ради своей цели я пойду на что угодно, – и в этом мое преимущество.

Нет, это не его победа. Это моя временная милость.

Фантазируя о том, как сдеру с Гао кожу заживо, когда он станет не нужен, я расстегиваю молнию своего пилотского плаща.

На следующее утро мы с Шиминем проводим свою первую студийную фотосессию. Снимки пойдут в эфир в лучшее время, когда трафик достигает своего пика, – к ужину.

Из какого-то болезненного любопытства мы рассматриваем их, склонившись над планшетом, подаренным Гао Цю. На этом же планшете хранится наша копия контракта. Первое прохладное дуновение подступающей ночи окутывает беседку, в которой мы сидим, шевелит ветками ивы, нависающими над ее остроконечной крышей. Вокруг беседки плещется пруд, изолирующий ее от других построек усадьбы Гао. Лучи заходящего солнца растекаются по воде оранжево-золотой дорожкой.