– Что они объединились с Томшей и прикончилиЛанселота, – брякнул он в расстройстве. – Макар Андреевич, мыработать будем? Оперативно-следственная группа, напомню тебе, отпустилаШвейцмана – значит, у них нет серьезных доказательств. Мы с тобой занимаемсякакой-то ерундой, удовлетворяя твое любопытство и выявляя «невидимые связи».Все это, конечно, очень интересно, но Машка с Костей по-прежнему сидят запятьдесят километров отсюда, и не могут же они прятаться там до бесконечности!

Он вскочил, рассерженно прошелся по гостиной.

– Впору вытаскивать признания вручную из этого подрывника –бывшего спецназовца! Макар, я на полном серьезе!

– Попрошу без криминала. Я сам могу дать новую информацию кразмышлению, без применения тобою грубой физической силы.

– Какую информацию? – Бабкин остановился посредикомнаты, подозрительно глядя на Илюшина.

– Я уже говорил тебе и повторю снова: ты недооцениваешь рольКрапивина в этом деле. Особенно если учесть, что Денис Иванович некоторое времяходил в тот же спортзал, что и Ланселот со Швейцманом.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Сергей.

Макар пожал плечами и объяснил, что об этом упомянулШвейцман в разговоре.

– И ты молчал?!

– Вот сейчас говорю, – ухмыльнулся Илюшин. – Еслихочешь, можешь съездить к Денису Крапивину и спросить, не он ли является сообщникомВладимира Качкова и где сейчас заместитель Ланселота.

Бабкин посмотрел на Макара и убедился, что тот не шутит.

– Тогда чего мы ждем? – спросил он, открывая записнуюкнижку и листая ее в поисках телефона Крапивина.

– Я с тобой не поеду, мой торопливый друг. Отправляйся один.

Озадаченный Сергей захлопнул блокнот.

– Макар, я тебя не понимаю. Кто обосновывал необходимостьобщения со всеми лицами, участвующими в деле? Ты разговаривал с Крапивиным одинраз – на похоронах, и то, что он рассказал тебе, оказалось верным лишь отчасти.Ты не хочешь встречаться с ним, потому что он один раз убедительно солгал,одурачив тебя? Но лгут все, Денис Иванович – не исключение...

– Дело не в этом. Нет никакой необходимости встречаться сКрапивиным, потому что у нас уже есть все данные, необходимые для раскрытияэтого дела.

– Неужели?

– Именно так. Мы просто не можем ими воспользоваться. Мне нехватает какой-то ерунды, которая расставила бы все по своим местам, и ядопускаю, что эта ерунда отыщется именно у Дениса Ивановича по прозвищуПресноводное.

Он достал из кармашка кресла альбом, вырвал лист и пошарил вкармане, ища огрызок карандаша и всем видом показывая, что не сдвинется сместа.

– Замечательно, – пробурчал Бабкин, выходя вприхожую, – значит, я еду за ерундой, а ты остаешься рисовать свои дикиерисунки.

– Серега, будь с ним очень осторожен, – крикнул Илюшинему вслед. – Насчет прямых вопросов я пошутил, не стоит спрашивать его,зачем он подставил кролика Роджера!

– Какого... Черт возьми, Макар, какого кролика?!

– Эх ты... – донесся из гостиной снисходительныйголос. – Классику не знаешь.

Бабкин постоял полминуты, ожидая продолжения, но из комнатыне донеслось больше ни звука. Обозлившийся Сергей мысленно обругал Илюшина ивышел из квартиры, не забыв предварительно осмотреть лестничную клетку вглазок.

* * *

Петр Петрович Арефьев, приземистый мужчина сдоброжелательным лицом землистого цвета и перекаченными буграми бицепсов,которые он обычно прятал под рубашкой с коротким рукавом, вышел из подъезда соспортивной сумкой в ту самую секунду, когда Сергей Бабкин предлагал Макару кнему наведаться. Мягко улыбнувшись детям, игравшим у подъезда, Петр Петровичобошел их рисунки на подсохшем асфальте и сел в машину – неброскую грязно-серую«пятерку», припаркованную под окнами. Затем прикрыл глаза и прислушался кокружающему пространству.

В том, что нанявший его человек попытается его убить,Арефьев с некоторых пор не сомневался. Он являлся единственной ниточкой,ведущей к нему, а заказчик поставил на карту слишком многое, чтобы неперерезать эту ниточку. И к тому же был слишком умен и опасен.

Петр Петрович сидел в машине, прикрыв глаза, и казался состороны расслабленным и умиротворенным человеком, слушавшим любимую музыку.Например, джаз. На самом деле в машине стояла тишина, джаза Арефьев не любил, аслушал он самого себя.

Предчувствие опасности не оставляло его последние три дня, аэто означало, что заказчик подбирается к нему. Интуиция зверя, какой мог быпозавидовать Макар Илюшин, была одним из самых ценных качеств Петра Петровича,и он делал все, чтобы ее развивать. Последние сутки он ничего не ел, и сейчасголова была ясной. «Ясность ума против слабости тела... не самый приятныйвыбор, но другого нам не предлагают». Петр Петрович усмехнулся и сунул ключ взамок зажигания.

– Тронулся, – сказал один из оперативников, следившихза неброской «пятеркой»

– Два дня сидел как сыч в норе, – отозвалсявторой. – Пора бы ему хоть за продуктами съездить.

– У него магазин под боком...

Арефьев выехал из двора и неторопливо поехал в сторонуЛенинградского шоссе, выбирая небольшие улочки для того, чтобы срезать дорогу.Он негромко насвистывал, иногда с сожалением поглядывая на мобильный телефон,брошенный на соседнем сиденье, – с новой дорогой игрушкой предстоялорасстаться. Как, впрочем, и со многим другим.

«Жизнь важнее, правда, Петр Петрович?» – риторическивопросил Арефьев, у которого была привычка уважительно обращаться к самому себепо имени-отчеству. Он считал, что заслужил право на уважение.

В намеченном дворе он остановился и вышел из машины другимчеловеком. Этот другой ничем не отличался от Петра Петровича внешне, нодвижения его были стремительными, а показное дружелюбие исчезло с лица,сменившись напряженным вниманием. Он пересек двор, сел в стоящий загаражом-«ракушкой» темно-синий «Гетц», и машина рванула с места, набираяскорость.

Заранее подготовленный план не дал сбоев ни в одном пункте,и час спустя Арефьев выехал из Москвы с комплектом новых документов иуверенностью в том, что теперь его никто не найдет – ни заказчик, ни оперативники,злобно матерящие спецназовца, так легко вышедшего из-под наблюдения.

* * *

Денис Крапивин проснулся очень рано, и первым егопобуждением было позвонить на работу и сообщить, что он заболел и потому непридет. Но он тут же вспомнил, что сегодня суббота и не нужно никому звонить,ни перед кем отчитываться... Можно остаться дома, позавтракать, потом ждатьзвонка от Ольги. В том, что она позвонит, Крапивин не сомневался: ей тяжелонаходиться в одиночестве, она никак не может привыкнуть к пустой квартире, неможет ужинать одна. При мысли о том, что в какой-то степени заменяет ейпокойного мужа, Денис прикрыл глаза и внятно проговорил про себя: «С этойвысоты лес был как пышная пятнистая пена; как огромная, на весь мир рыхлаягубка; как животное, которое затаилось когда-то в ожидании, а потом заснуло ипроросло грубым мхом». Это помогло. Пока он произносил цитату, Ланселот исчезиз его мыслей, и в них воцарился лес.