Сам Швейцман, полностью отрицая связь со взрывником, не могобъяснить, зачем тот звонил ему в день убийства, и не помнил, о чем ониразговаривали. Алиби его не подтверждалось свидетелями, но это не имелозначения: оснований для ареста не было.

– Тебе не кажется странным, что Швейцарца неарестовали? – спросил Макар у Бабкина двумя днями позднее, когда сталоизвестно, что Семен вернулся домой.

– А что ему могли предъявить в качестве обвинения? –вопросом на вопрос ответил тот. – Голый мотив? Этого недостаточно. Тотфакт, что Арефьев звонил ему в день убийства? Это легко можно объяснитьсовпадением: они занимаются в одном зале, обменялись номерами телефонов, и тот,к примеру, хотел узнать что-нибудь о расписании работы тренеров. То, чтоШвейцман не помнит, о чем они разговаривали, не преступление.

– А угрозы?

– Угрозы – это еще не убийство. Как привязать Швейцмана к взрывуили хотя бы к тому, что он оплатил этот взрыв, – вот в чем загвоздка. Это,мой охрипший друг, куда сложнее, чем кажется со стороны.

Несмотря на насмешки, Сергей про себя сочувствовал Макару.Последние два дня он казался выбитым из колеи и даже несколько растерянным,чего с Илюшиным почти никогда не случалось. На рисунках он изображал одно и тоже – скачущего всадника с копьем наперевес. Вокруг всадника оставалось пустоепространство – сколько Макар ни сидел в задумчивости над листом, на бумаге непоявлялось ни единого штриха. Он выкидывал лист, брал новый, и сновабезрезультатно.

Сергей, пользуясь вынужденным бездействием, работал над тем,что Макар считал знать излишним, – над связями Владимира Качкова. Бабкинпытался поговорить с его женой, Анной Леонидовной, с которой в первый развстречался Илюшин, но наткнулся на неприкрытую агрессию. «Я знаю, где этасволочь! – визжала женщина, загораживая ему вход в квартиру. За спиной еемаячили две любопытные мальчишеские рожицы, мальцов крик матери ничуть не пугал. –С проституткой своей укатил! Как детей ему рожать – так Анюта, каккормить-поить – опять Анюта, а как развлекаться с денежками – так чужая баба!Чтоб его нашли, скота такого, и посадили!»

Бабкин попробовал объяснить, что он как раз и хочет найти еесбежавшего супруга, но Качкова тут же замолчала, насторожилась и зло сверкнулаглазами. По ее лицу он легко мог прочитать нехитрые мысли. «А вдруг Володька замной вернется? – размышляла Анна Леонидовна. – И не дура ли я буду,если сдам его? Останусь и без мужа, и без денег».

Она захлопнула дверь перед носом Сергея, и он услышал еевизгливый голос, обращенный к детям.

– Не вызывает у меня доверия эта дамочка, – сказал он,вернувшись к Макару несолоно хлебавши. – Она может и притворяться. Слишкомуж агрессивна и напориста: агрессию легко изобразить.

Илюшин кивнул, но ничего не ответил. Очередной всадник скопьем отправился в мусорную корзину.

* * *

– Денис, поговори со мной.

Голос Швейцарца в трубке звучал вымученно. Крапивин подумал,что он делает над собой усилие, чтобы говорить.

– От меня шарахаются, как от зачумленного, – жалобнопродолжал Сенька. – Риты дома нет, в офис ехать не могу, сам себя ощущаюпреступником. Давай встретимся, поговорим... Или у тебя много дел?

Последнюю фразу Швейцман произнес совсем другим голосом,более сдержанным и собранным. «Боится, что я не захочу с нимвстречаться, – подумал Крапивин. – Оставляет мне место для маневра.Хороший человек Сенька, заботится о друзьях. Точнее, о друге».

Кривая улыбка появилась на его лице, и усилием воли Денисзаставил ее исчезнуть. Всего полчаса назад он вернулся со встречи с ОльгойСилотской, продолжавшей цепляться за него, искавшей успокоения в разговорах сним – воплощенным здравомыслием, и вот следующий на очереди. Ольга не знала,как вести себя с Семеном, и, кажется, уже не была уверена ни в чем, в том числеи в его невиновности. «Я убедил ее. Я хороший друг».

– Давай там же, где и в прошлый раз, – сказалДенис. – Через час, хорошо?

* * *

Он ожидал, что Сенька начнет подробно рассказывать о последнихдвух днях, попросит его совета, но Швейцарец молча пил кофе, не глядя на него.Крапивин немного растерялся. Он привык, что из них двоих первым всегдазаговаривает Сенька: вываливает все свои новости, передает впечатления, делитсянаболевшим, а он, Денис, в конце концов только подытоживает то, что ему самомукажется главным. Но сегодня Швейцман молчал, и это было непривычным инеправильным.

– Плохо выглядишь. – Швейцарец прервал молчание, иснова не той фразой, которую ожидал услышать Крапивин. – Что с тобой?

– Не выспался.

– Заметно. Отдохнуть бы тебе, Денис. Отпуск можешь взять?

– Отпуск? Как-то не задумывался...

– А ты задумайся. Хочешь, вместе куда-нибудь поедем?

Крапивин поднял на него потухший взгляд, в котором вдругчто-то промелькнуло.

– Вместе? – тихо повторил он, подумав, что они соШвейцарцем и в самом деле могли бы поехать куда-нибудь вместе. Не в Турцию илиЕгипет, а на Байкал или в Карелию...Он уже не помнит, когда последний раз был вотпуске, к тому же он совершенно не умеет отдыхать. Смешно, что человек,привыкший к одиночеству, не умеет отдыхать один.

– Ну да, вдвоем. Ритка меня отпустит, и махнули бы мы стобой на недельку куда-нибудь... Попозже, когда этот дурдом закончится.

Крапивин хотел ответить, что согласен, но открыл рот и чутьне поперхнулся: он увидел, что по правой щеке Швейцмана – небритой, с мелкимичерными колючками – стекает струйка крови. Она вытекала из уха, и Денис,ужаснувшись, подумал, что Сеньку били на допросах и этим объясняется егомолчание.

– У тебя кровь течет, – сказал он как можно болееспокойным тоном, доставая из кармана платок и протягивая Швейцарцу. –Приложи к уху.

Семен растерянно взял у него платок, машинально провел полевой щеке.

– По другой.

Швейцарец прижал платок к правой скуле, и Крапивину показалось,что вокруг них в кафе воцарилась убийственная тишина. Словно все – посетители иофицианты – только и ждали, чтобы Швейцман увидел кровь на платке, закричал отужаса – в том, что он закричит, не было никакого сомнения, – и тогда онитоже закричали бы, как по сигналу, и набросились бы на них обоих, обзывая ихубийцами. Крапивин усилием воли попытался остановить застывающее, словнозасахаривающийся мед, время, будто хотел пальцами задержать стрелки часов, ноони выскользнули, изогнувшись, как на картинах Дали, и беспощадно отсчиталиположенные секунды. Сенька провел по щеке и взглянул на платок.

– Да нет вроде крови... – непонимающе сказал он. –Денис, где?

Уставившись на его лицо, Крапивин обнаружил, что кровь ивпрямь исчезла, сменившись желтой вязкой дорожкой, от которой пахло ладаном.