Или возьмем ну хотя бы кончик карандаша и увеличим его. Ещеи еще. И в какой-то момент вдруг придет понимание, что он, оказывается, неплотный, этот кончик карандаша. Он состоит из атомов, которые вертятся, какмиллионы бесноватых планет. То, что нам кажется плотным и цельным, на самомделе — редкая сеть частиц, которые держатся вместе только благодаря силетяготения. Они бесконечно малы, но если расстояние между этими атомамипропорционально их величине, тогда при переводе в привычную нам системуизмерений оно может составить целые лиги, пропасти, эры. А сами атомы состоят изядер и вращающихся частиц — протонов и электронов. Можно проникнуть и глубже,на уровень субатомного деления. И что там? Тахионы? Или, может быть, ничего?Конечно же, нет. Все во Вселенной отрицает абсолютную пустоту. Конец — этокогда нет уже ничего, а значит, Вселенная бесконечна.

Допустим, ты вышел к самой границе Вселенной. И что тамбудет? Глухой высокий забор и знак «ТУПИК»? Нет. Может быть, там будет что-тотвердое и закругленное, сродни тому, как яйцо видится изнутри ещеневылупившемуся цыпленку. И если тебе вдруг удастся пробить скорлупу (или найтидверь), представь себе, какой мощный сияющий свет может хлынуть в эту твою дыруна краю мироздания. А вдруг ты выглянешь и обнаружишь, что вся наша Вселенная —это только частичка атома какой-нибудь тонкой травинки? И тогда, может быть, тыпоймешь, что, сжигая в костре одну лишь хворостинку, ты превращаешь тем самым впепел неисчислимое множество бесконечных миров. Что мироздание — это не однабесконечность, а бесконечное множество бесконечностей.

Может быть, тебе довелось увидеть, каково место нашейВселенной во всеобщей структуре сущего — не более чем место отдельного атома вткани травинки. Может быть, все, что способен постичь наш разум — отмикроскопического вируса До далекой туманности Конская Голова, — все этовмещается в одной травинке, которая, может быть, и существует всего-то одинсезон в каком-то другом временном потоке? А что, если эту травинку вдруг срежуткосой? Когда она начнет гнить, не просочится ли эта гниль в нашу Вселенную, внашу жизнь? Не станет ли наш мир желтеть, чахнуть и засыхать? Может быть, этоуже происходит. Мы говорим, что мир сдвинулся с места, а на самом-то деле он,может быть, засыхает?

Только подумай, стрелок, как мы малы и ничтожны, еслиподобное представление о мире верно! Если Бог и вправду все видит и совершаетбожественное правосудие, станет ли Он выделять один рой мошкары средибессчетного множества других? Различает ли глаз Его воробья, если этотворобушек меньше атома водорода, что одиноко блуждает в глубинах космоса? Аесли Он видит все сущее… тогда что же это должен быть за Бог?! Какова Егобожественная природа? Где Он обитает? Как вообще можно жить за пределамибесконечности?

Представь весь песок пустыни Мохане, которую ты пересек,чтобы найти меня, и представь миллионы вселенных — не миров, а вселенных, —заключенных в каждой ее песчинке; и в каждой из этих вселенных — неисчислимоемножество других вселенных. И мы, на нашей жалкой травинке, возвышаемся надними на недосягаемой высоте; и одним взмахом ноги ты, может быть, низвергаешьмиллиарды и миллиарды миров в темноту, и они образуют цепь, которая никогда непрервется.

Размер, стрелок… размер…

Но давай предположим еще, что все миры, все вселенныесходятся в некой точке, к некоему ядру, к некоей стержневой основе. К Башне. Клестнице, может быть, к самому Богу. Ты бы решился подняться по ней, стрелок? Авдруг где-то над всей бесконечной реальностью существует такая комната…

— Нет, стрелок, ты не осмелишься.

И эти слова отдались эхом в голове у стрелка: Ты неосмелишься.

— Но есть тот, кто осмелился, — сказал стрелок.

— Да? И кто же?

— Бог. — Глаза у стрелка загорелись. — Бог осмелился… илиэтот король, о котором ты говорил… или… может быть, эта комната пустует,провидец?

— Я не знаю. — Тень страха прошла по лицу человека в черном,мягкая, темная, точно крыло канюка. — И более того, не испрашиваю ответа. Этобыло бы неразумно.

— Боишься, как бы тебя громом не поразило?

— Пожалуй, боюсь… ответственности, — отозвался человек вчерном, а потом замолчал. Стрелок тоже молчал. Ночь была очень долгой. МлечныйПуть распростерся над ними в своем первозданном великолепии, но в пустоте междузвездами было что-то пугающее. Стрелок пытался представить себе, что бы онощутил, если бы эти чернильные небеса вдруг раскололись и на землю хлынул потокслепящего света.

— Костер, — сказал он. — Костер догорает. Мне холодно.

— Ну так разведи свой костер, — сказал человек в черном. — Удворецкого сегодня выходной.

Стрелок задремал, а когда проснулся, увидел, что человек вчерном глядит на него как-то болезненно, жадно.

— Ну, и чего ты уставился? — Стрелку вспомнилось одно изприсловий Корта. — Увидел голую задницу своей сестрицы?

— Да нет, просто смотрю на тебя.

— Не надо на меня смотреть. — Он пошевелил угольки костра,разрушив стройную идеограмму. — Мне неприятно. — Он поглядел на восток, неначало ли светать, но бесконечная эта ночь длилась и длилась.

— Ждешь рассвета? Так рано?

— Я ведь создан для света.

— А, ну да! Я и забыл. Как это невежливо. Но нам с тобойнужно еще о многом поговорить, еще много чего обсудить. Так решил мой король ихозяин.

— Что за король?

Человек в черном улыбнулся.

— Тогда, может быть, скажем друг другу всю правду? И вообщеначнем говорить откровенно? Никакой больше лжи?

— Я думал, мы и так говорим правду.

Но человек в черном как будто его и не слышал.

— Может быть, скажем друг другу всю правду? — повторил он. —Поговорим, как мужчина с мужчиной. Не как друзья, но как равные. Это редкоепредложение, Роланд, И его будут делать тебе нечасто. По моему скромномумнению, только равные говорят правду друг другу. Друзья и любимые, запутавшисьв паутине взаимного долга, врут бесконечно. А это так утомляет!

— Что ж, правду так правду. — Все равно этой ночью стрелокне сказал ни единого слова лжи. — Зачем же тебя утомлять? Начни с объяснения,что ты имел в виду, когда говорил про чары.

— Чары — это колдовство, стрелок. Мой король своимколдовством продлил эту ночь и будет длить ее до тех пор, пока мы не закончимэтот разговор.

— А мы скоро закончим?

— Нескоро. Точнее сказать не могу. Потому что и сам не знаю.— Человек в черном стоял над костром, и отблески тлеющих угольков ложилисьзамысловатым узором ему на лицо. — Спрашивай. Я расскажу тебе все, что знаю. Тыдогнал меня. Так будет честно. Я, по правде сказать, и не думал, что ты сумеешьменя догнать. И все же твой поиск только еще начинается. Спрашивай, и так мыбыстрее дойдем до главного.