К внезапной тишине.

Силуэт, закрывающий свет, исчез. Сердце стрелка на мгновениезамерло в груди, когда мост обвалился и, сорвавшись с опор, полетел в пропасть,кружась в последнем медленном танце. Стрелок ухватился рукой за залитый светомкрай каменного проклятия. А у него за спиной, в устрашающей тишине,далеко-далеко внизу мальчик явственно произнес:

— Тогда идите. Есть и другие миры, кроме этого.

Последние крепления сорвались. Моста больше не было. Иринувшись вверх, к свету, ветру и реальности нового ка, стрелок оглянулсяназад, вывернув шею, и в пронзительном приступе неизбывной боли на миг пожалело том, что он не двуликий Янус. Но там, за спиной, уже не было ничего, толькогнетущая тишина. Мальчик, падая, не издал ни звука.

А потом Роланд выбрался наружу, на каменистый откос, уподножия которого раскинулась зеленая равнина, где посреди густых трав стоялчеловек в черном — стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.

Стрелок с трудом держался на ногах. Он шатался как пьяный. Ибыл бледным как призрак. Глаза слезились на свету. Рубаху сплошь покрывалабелая пыль — след от последнего, отчаянного рывка наверх. Он вдруг осознал, чтоэто только начало — что впереди его ждет дальнейшая деградация духа, посравнению с которой его сегодняшний подлый поступок покажется малозначительноймелочью, и все же он будет бежать от него всю жизнь — по коридорам и погородам, из постели в постель. Он будет бежать от лица мальчугана. Будетпытаться похоронить саму память о нем в неуемном разврате и в человекоубийстве,лишь для того, чтобы, ворвавшись в последнюю комнату, найти там этого мальчика,который будет смотреть на него над пламенем свечи. Он стал мальчиком. Мальчикстал им. Он сам, своими руками, превратил себя в оборотня. И отныне и впредь, всамых сокровенных глубинах снов, он будет опять и опять превращаться в парнишкуи говорить на языке странного города, из которого пришел мальчик.

Это смерть. Да? Это смерть?

Пошатываясь на ходу, он очень медленно спустился покаменистому склону туда, где ждал его человек в черном. Здесь, под солнцемздравого мира, рельсы истлели, рассыпавшись в прах, как будто их и не былововсе.

Человек в черном, смеясь, откинул капюшон.

— Вот, значит, как! — крикнул он. — Не конец всего, а всеголишь конец начала?! Ты делаешь успехи, стрелок! И большие успехи! Я тобойвосхищаюсь!

Стрелок выхватил револьверы и выпустил все патроны.Двенадцать выстрелов подряд. Вспышки от выстрелов затмили само солнце, грохотпальбы отскочил оглушительным эхом от каменистых откосов у них за спиной.

— Ну-ну, — рассмеялся человек в черном. — Ну-ну. Мы с тобойвместе — великая магия. Ты и я. И когда ты стреляешь в меня, ты стреляешь всебя, вот почему ты меня никогда не убьешь.

Он попятился, с улыбкой глядя на стрелка:

— Пойдем. Пойдем. Пойдем. Матушка, можно мне? Да-да, можно.

Стрелок, спотыкаясь на каждом шагу, двинулся следом за ним.Туда, где они наконец смогут поговорить.

Человек в черном привел его для разговора к древнему местусвершения казней. Стрелок узнал его сразу: лобное место, голгофа — скопищеистлевающих костей. На них отовсюду таращились выбеленные черепа: буйволов,койотов, оленей, зайцев и ушастиков-путаников. Вот алебастровый ксилофон —скелетик курочки фазана, убитой во время кормежки; вот тонкие кости крота,убитого, может быть, ради забавы дикой собакой.

Голгофа. Чашеобразная впадина в пологом откосе горы. Ниже посклону стрелок разглядел деревья: карликовые ели и юкку — дерево Иисуса. Небонад головой — нежного голубого цвета. Такого неба стрелок не видел уже целыйгод. В воздухе веяло чем-то неописуемым, но говорящим о близости моря.

Вот я и на западе, Катберт, — удивленно подумал стрелок.Если это еще не Срединный мир, то все равно уже близко.

Человек в черном присел на бревно какого-то древнего дерева.Его сапоги побелели от пыли и костяной муки, усыпавшей это угрюмое место. Онснова надел капюшон, но теперь стрелку были видны его губы и квадратныйподбородок — в тени от капюшона.

Затененные губы искривились в усмешке.

— Собери дров, стрелок. По эту сторону гор климат мягкий, нона такой высоте холод может еще ткнуть ножом в пузо. Тем более что мы сейчас вовладениях смерти, а?

— Я убью тебя, — сказал стрелок.

— Нет, не убьешь. Не сможешь. Но зато можешь собрать дрова,дабы почтить память своего Исаака.

Стрелок не понял намека, но без единого слова пошел собиратьдрова, точно какой-нибудь поваренок на побегушках. Набрал он негусто. Бес-травана этой стороне не росла, а древнее дерево стало твердым как камень и уже небудет гореть. Наконец он вернулся с охапкой тоненьких бревнышек — или, вернее,толстых палочек, — весь в белой пыли от рассыпающихся костей, словно его хорошовываляли в муке. Солнце уже опустилось за верхушки самых высоких деревьев иналилось алым свечением. Солнце глядело на них с пагубным равнодушием.

— Замечательно, — вымолвил человек в черном. — Какой же тыисключительный человек! Редкий, я бы даже сказал, человек! Такой обстоятельный!Такой находчивый! Я перед тобой преклоняюсь. — Он хохотнул, и стрелок швырнулему под ноги охапку дров. Они с грохотом ударились о землю, подняв облакокостяной пыли.

Человек в черном даже не вздрогнул. С совершенноневозмутимым видом он принялся сооружать костер. Стрелок смотрел как зачарованныйна то, как дрова для костра складываются в очередную (на этот раз совсемсвежую) идеограмму. В конце концов костер стал похож на причудливую двойнуюдымовую трубу высотой фута два. Человек в черном поднял руку к небу, встряхнулею, откинув широкий рукав с тонкой красивой кисти, потом рывком опустил ее,выставив мизинец и указательный палец «рожками» в древнем знаке, оберегающем отдурного глаза. Сверкнула вспышка синего пламени. Костер загорелся.

— Спички у меня есть, — весело проговорил человек в черном,— но я подумал, тебе понравится что-нибудь колдовское, магическое. Хотелосьтебя позабавить, стрелок. А теперь мы с тобой приготовим себе обед.

Складки его плаща всколыхнулись, и на землю упала тушкажирного кролика, уже освежеванная и выпотрошенная.

Стрелок молча насадил тушку на вертел и пристроил его надогнем. В воздухе разнесся аппетитный запах. Солнце село. Лиловые тени жаднопротянулись к впадине на склоне горы, где человек в черном решил наконецвстретиться со стрелком. В животе у стрелка урчало от голода, но когда кроликпрожарился, он без слов протянул вертел человеку в черном, а сам запустил рукув свой изрядно похудевший рюкзак и достал последний кусок солонины. Мясо былосоленым, как слезы, и разъедало рот.