Однако не сдавался Нижний Новгород, который удерживалвоевода Алябьев, преданный царю Василию. Кроме того, Нижний был по преимуществунаселен богатыми торговыми людьми, а богатые стояли за Шуйского, против царячерни Димитрия.

Не поддавалась Рязань, удерживаемая Ляпуновыми, которые, конечно,ненавидели Шуйского, однако не собирались менять шило на мыло, предателя навора. Оставались верными Москве Смоленск и Коломна.

По слухам, держаться смолянам против наступающих войск оченьпомогали чудотворные иконы. Если осажденным наносили сильные поражения, те наночь вешали иконы вниз головой: зачем-де плохо помогают оборону держать?!Наутро чудотворцы, словно спохватившись, приносили смолянам успех в вылазках ивновь удостаивались чести висеть в почетных местах как положено.

Новгород колебался… Воеводой его был Михайла ИгнатьевичТатищев. Тот самый, который участвовал некогда в заговоре Шуйского противпервого Димитрия, тот самый – убийца Петра Басманова. В Новгороде его весьма нелюбили, и ежели бы не Скопин-Шуйский, который пришел ему на подмогу, давно быуже сдались.

В Тушине прознали, что Новгород, который уже готов былсдаться Димитрию, снова сопротивляется. Рассудили, что нужно послать тудабольшой отряд, чтобы придать отваги сторонникам нового Димитрия. Во главеотряда литовских людей шел полковник Кернозицкий – поляк.

Накануне выхода отряда к Димитрию пришла Марина…

Надобно сказать, что отношения между Димитрием и его женойбыли напоказ весьма церемонные и сдержанные, а близких просто не было. Она былатакая холодная и замороженная, что ему и в голову взбрести не могло забраться кМарине в постель: еще уколешься или обморозишься! Димитрию главное было, что«польская нимфа» отлично исполняет роль государевой супруги. А простодушным егоподданным казалось, что отношения между царем и царицею и должны быть такимиледяными, натянутыми. Почти враждебными. Чай, не простые люди! Московиты невидели ничего особенного в том, что царь с царицею живут в разных домах и невсякий день встречаются. Поляки имели на сей счет свое мнение, однако, величаяМарину государыней, удерживались от нелицеприятных высказываний на ее счет.Кроме того, они считали, что Марине повезло, если она не делит постель с такимнеприятным существом, как Димитрий.

Впрочем, он отнюдь не жил монахом. Женщин у него было – чутьне всякий день другая. Если он и жалел о гибели Манюни, то виду такого неподавал, брал к себе в постель таких девок, каких хотел, благо в Тушине никогдане было недостатка в красавицах! В Тушино из Литвы, Польши, Московского государстватолпами стекались распутные женщины, почуяв разгульную, лакомую жизнь. Сверхтого, тушинские удальцы везде, где могли, хватали русских жен и девиц. Отцы имужья приходили просить их возращения, а жолнежи [59] не иначе отпускалиженщин, как за деньги. Да еще часто бывало так, что деньги возьмут, а женщин неотпустят. Говорят, дескать, не получали выкупа. Другой раз деньги возьмут и полонянкуотпустят, а потом догонят уводимую женщину и вновь отымут у отца или мужа. Иснова надобно выкупать!

Хотя что говорить! Сами женщины нередко осваивались с жизньюв лагере, привязывались к тушинским молодцам, а когда мужья и отцы выкупали их,они убегали из дома и снова вешались на шею к любовникам, прельщенныебеззаботной жизнью и неутихающим весельем.

Марина сквозь пальцы смотрела на похождения Димитрия ивообще была крайне равнодушна ко всем его затеям. Однако, услышав о посылкеотряда Кернозицкого в Новгород, она потребовала у мужа встречи.

Встреча была ей дана. Марина, которая нигде и никогда непоявлялась в мужской компании без сопровождения Барбары Казановской, явиласьодна и потребовала, чтобы Димитрий тоже был один.

«А не решила ли она сдаться? – подумал Димитрий. –Москву я еще когда-а возьму, а без мужика все-таки тяжело!»

Однако напрасны были его ожидания…

Сделав супругу самый церемонный из известных ей придворныхреверансов, Марина спросила:

– Правда ли, что в Новгороде воеводою Михаил Татищев?

Димитрий подумал-подумал, нет ли в сем вопросе какогоподвоха, да и согласился с тем, что и так было известно любому и каждому.

Марина помолчала, а потом сказала нечто… нечто такое, чтоДимитрий, прежде бывший об уме своей супруги мнения далеко не лестного (нет, нув самом деле, разве умная женщина может отказывать от ложа своему супругу, даеще если супруг – сын Ивана Грозного?! Вот Манюня – та была редкостная умница,а эта – полная дура!), посмотрел на нее совершенно ошалелыми глазами.

Марина стояла опустив ресницы, поджав губы, только брови еебыли, по обыкновению, высоко, как бы презрительно, вскинуты. И Димитрийподумал, а не совершает ли он ошибку, отдаляясь от этой женщины? Постель непостель, а даму с такой коварной натурою лучше бы числить в приятелях, нежеливо врагах!

Несмотря на природное высокомерие, бывший Юшка умел ценитьдостойных противников. Оттого он низко поклонился Марине и обещал все сделатьтак, как она хочет. Немедленно после ее ухода он вызвал к себе князя Рожинскогои полковника Кернозицкого.

Когда отряд приблизился, в Новгороде сделалось смятение.Положение было слишком опасным, и, как всегда в таких случаях, все сталиподозревать друг друга в измене.

Татищев, как и подобает воеводе, вызвался сам идтипредводительствовать войском, которое нужно было вести против Кернозицкого.Татищева не любили в Новгороде, это само собой, но никто не мог понять, почемуименно сейчас о нем стало распространяться такое множество самых поганыхслухов. Говорили, он сначала пристал к первому Димитрию, затем отступился отнего, а когда побывал в ссылке, вновь воротился и припал к его стопам. Нототчас примкнул к заговору Шуйского… Нет, Михаил Татищев – человек ненадежный.К первому Димитрию пристал – может и ко второму пристать.

И вот к Скопину-Шуйскому пришли новгородские именитые людииз числа недоброжелателей Татищева и сказали:

– Мы чаем, Михайло Татищев затем сам идет на Литву, чтонадумал изменить царю Василию Шуйскому и Новгород самозванцу сдать!

Скопин, сам бывший дважды предателем, не верил никому иникогда. Вместо того чтобы заступиться за Татищева, он подумал: «А ведь всякоеможет статься! Стоит ли рисковать?» Он собрал ратных людей новгородцев и сказалим: «Вот что мне говорят про Михайлу Татищева – рассудите сами!»

Недоброжелатели воеводы были тут как тут. Они подняли такойкрик и так вооружили всех против Татищева, что толпа бросилась на него ирастерзала.