– Да что мне тебя утешать! Ты сама все понимаешь.

Ты блестящая ведущая, умница и красавица. Конечно, ты всехраздражаешь! А тот, кто тебе записки пишет, просто ненормальный. И как раз этотак оставлять нельзя. Его нужно найти, потому что, во-первых, у него может бытьманиакально-депрессивный психоз, а во-вторых, он так и будет действовать тебена нервы, пока его не остановишь.

– Ну, – сказала Алина, – ты меня еще больше утешила. Я и такбоюсь ужасно. Была Храброва, а стала Трусова! И Бахрушин ничем мне не помогает.Не до меня ему.

– Если бы ему в такой ситуации было до тебя, я бы сказала,что у него психоз! Но ведь есть же этот, который на твоей стороне! Как его?

– Ники Беляев, – подсказала Алина. Неизвестно почему, егоимя, попробованное на вкус, вдруг понравилось ей. – Но он просто оператор.

– Он мужчина, – возразила Малышева, – а этого ужедостаточно. Я на той неделе разговаривала с академиком Серегиным, это такойвеликий специалист в области человеческого мозга, и он сказал мне совершенноудивительную вещь. Я врач, но об этом не знала.

– Малышева, – удивилась Алина, – неужели есть вещи, окоторых ты не знаешь?!

– Есть, – призналась Малышева. – Вот, например, про мужскиемозги.

– Всем известно, что ничего такого не существует в природе.

– Как раз наоборот, – серьезно сказала Лена. – Оказывается,мозг мужчины на пятьдесят граммов тяжелее женского. В масштабах мозга этоогромная разница, Алин. Гигантская. Космическая. Кроме того, мужские нервныеклетки имеют гораздо больше отростков, чем женские, а это означает наличиедополнительных ассоциативных связей. Мужчина мыслит гораздо шире и глубже, онтак устроен физиологически, представляешь?

– Нет, – пробормотала Алина, уязвленная против собственнойволи.

Выходит, они и вправду умнее?! Ни при чем тут мужскойшовинизм?!

И она спросила:

– А равноправие?

– С этим беда, – весело ответила Малышева. – Причем именнона уровне конструкции, устройства.

Пока мы не поправим конструкцию в целом, они все равно будутумнее нас. Все гении – мужчины. Главное, про это и так было известно, а сейчаспросто нашлось научное объяснение. Так что твой оператор все равно умнее тебя,по крайней мере, потому, что он мужчина.

Алина категорически не желала признавать, что Ники Беляевумнее ее.

– А вдруг я Мария Кюри и мой мозг тяжелее всех мужскихмозгов, вместе взятых?

– Ну, это вряд ли, – безмятежно сказала Лена. – Судя потому, как ты разошлась из-за Баширова и из-за этих посланий, ты как раз и естьтипичная женщина.

Тобой управляет твой гормональный статус.

– Тьфу на тебя, Малышева.

– Но это научный факт. Мужчины гораздо более пригодны длятворческой и всякой такой работы, чем женщины. Женщины пригодны для каких-топростых и объяснимых действий. Академик Серегин мне сказал, что для женщинысамая подходящая работа – это, например, надзиратель в тюрьме. Всех построил,всем раздал задания, потом проверил их выполнение и выдал обед. Все.

Тут Алина заподозрила, что Малышева над ней смеется, но тане смеялась.

– Так что поговори с этим Беловым…

– Беляевым.

– Поговори с ним еще раз. Скорее всего, это правильно – врядли в программе сидят все сорок человек как раз в тот момент, когда ты получаешьэти гнусные послания. А из остальных вполне можно выбрать подходящего. Толькоты обязательно с ним посоветуйся.

Из-за его лишних пятидесяти граммов.

– Ленка!

– И найми охранника.

– Не буду.

– Тогда попроси Ахмета. Пусть он тебе даст своего.

– Лен, я никогда и ни о чем не стану просить Баширова. Онпросто мой друг и больше ничего. Он и его жена. Они прекрасная пара, и вообщевсе эти слухи…

– Наплевать на слухи, – перебила Малышева, – он просто тебепоможет, и все. И потом, он-то как раз в курсе, что ты с ним не спишь! В этомего преимущество перед всеми остальными людьми, если не считать лишнихпятидесяти граммов.

Телефон, висевший на шее у Алины, издал пронзительный писк иосветился фиолетовым светом. Сообщение.

Алина нажала кнопку и прочитала. Послание было отредакторши.

“Срочно возвращайся в “новости”, у нас беда с подводками”.

Она вздохнула и одним глотком допила остывший чай.

– Опять что-то случилось с какими-то подводками.

Надо идти.

– Я тоже сейчас поеду, – озабоченно сказала Малышева. –Младший сын уже три раза звонил, я обещала, что сегодня пораньше приеду.

– Пораньше – это во сколько?

– Это значит раньше трех часов ночи. В два, к примеру.

И они улыбнулись друг другу.

Два часа ночи значительно раньше, чем три. Даже лишнихпятидесяти граммов не надо, чтобы понять это!

Алина возвращалась на место и рассеянно думала, что такоемогло приключиться с подводками. Или система опять висит? Такое иногда бывало –система висла и приходилось всю программу собирать “вручную”, на бумаге. Никто“из молодых” не умел как следует обращаться с бумагой и ручкой и не понимал,для чего они вообще нужны. Все приходили в ужас и застывали перед зависшимикомпьютерами с ужасом кроликов, ожидающих, что вот-вот удав подползет ипроглотит их целиком, не жуя.

Это называлось форс-мажор, и только Бахрушин умел как-толовко свести потери к минимуму. Он улетел в Душанбе, а оттуда в Кабул, и Алинепридется “разруливать” ситуацию самой.

Даже если так, ничего страшного, она вполне может читать ипо бумаге, и никто об этом не догадается!

Ключ от комнаты был у нее на общем кольце, и только доставсвязку, она с досадой вспомнила, что не заперла дверь. Украсть у нее былорешительно нечего, но зато днем по зданию прогуливался вредный пожарник,заглядывал во все комнаты и нещадно штрафовал всех, кто дымил “в помещении, неоснащенном для курения”. Напрасны были стенания и мольбы, напрасно былоубеждать его, что все давно уже оснастили помещения пепельницами, а больше длякурения никакого специального оборудования не требовалось, он все равноштрафовал.

Однажды оштрафовал председателя, хотя его секретаршамстрого-настрого было запрещено пускать пожарника в кабинет. Все равно он прорвался.

“Закон на всех один”, – заявил он секретаршам, когда тевбежали, чтобы его гнать. Председатель сидел в кресле, смотрел волком, апожарник выписывал штраф.