– Ты у меня спрашиваешь? – обозлился Бахрушин.

Ники как будто все время переигрывал его, опережал на шаг, иэто еще дополнительно раздражало и злило его.

– Толик Борейко знал. Он в тот день приперся, долгоканифолил нам мозги, все хотел выведать, с кем мы на север едем… И про посылкусказал.

– Откуда он узнал?

– Что?..

– Про посылку.

Ники почесал за ухом.

– Сказал, что был в ACTED и ему там сообщили.

– Кто?

– Я не знаю, – взмолился Ники. – Откуда?!

– Надо узнать.

– Узнаю, если он в Москве.

– В Москве, – сказал Бахрушин. – Только вчера на какой-топресс-конференции я его видел. Все вернулись, черт вас побери!..

– Побери, – согласился Ники.

– Еще нужно справиться у Никитовича, нет ли каких-тосведений о Столетове. И ты это сделаешь, пока я буду в Афгане. Если что-тоесть, придется в Париж лететь. У тебя все в порядке с паспортом?

Ники промолчал.

Он сотрудник иностранной телекомпании – многоголовогоновостного монстра, – конечно, у него все в порядке с паспортом!

– А ты?..

– Я попробую их найти, – тяжело сказал Бахрушин. – Найти ивыяснить условия. Кто и что за них хочет.

– Если мы думаем правильно, значит, за них могут хотетьтолько видеокассету. Мы должны найти ее, Леша. Раньше, чем ее найдут арабы. Этои есть цена вопроса.

Бахрушин промолчал.

Он опять варил свой кофе.

* * *

В середине дня неожиданно получился перерыв, и Алинапобежала в буфет – очень хотелось есть, и неизвестно было, удастся липоужинать. Надо на всякий случай пообедать.

В буфете оказалось много народу, все столики заняты. Онарешила, что, пока очередь дойдет, какой-нибудь да освободится, но ошиблась и сподносом в руках долго оглядывалась.

– Алина!

Она прищурилась и поискала глазами. Без очков Алина плоховидела, а они имели постоянную гадкую привычку куда-то пропадать.

– Алина, иди сюда!

За дальним столиком сидела Лена Малышева, любимая подруга ипо совместительству ведущая программы “Здоровье”.

– Ленка, как я рада, что ты здесь! И вообще очень рада тебявидеть! Почему ты не в “Останкино”?

– Встречалась с вашим Добрыниным, – энергично сказалаМалышева, – у него какая-то идея относительно медицинской программы, и он хотелсо мной поговорить.

– Поговорили?

– Лучше бы не разговаривали, – она махнула рукой, – он такпереживает из-за пропавших в Афгане журналистов, но все же старается держатьсебя в руках.

На это просто больно смотреть. Можно, я выпью твой чай?

Алина уже сунула в рот огурец, жевала и жмурилась отнаслаждения, но с энтузиазмом промычала, что Малышева может выпить ее чай,съесть ее салат и заесть ее рыбой. От рыбы с салатом Лена отказалась, налиласебе чаю и поболтала ложечкой в чашке.

Они много лет дружили, и всегда встреча с Малышевойприводила Алину в состояние душевного равновесия, как будто возвращала разум, –такая особенность была у ведущей программы “Здоровье”!

Пока Малышева болтала ложкой, Алина прикидывала, рассказатьили нет о посланиях в верстке и прочих трудностях ее сегодняшнегосуществования, и решила рассказать.

Вряд ли Лена немедленно объяснит ей, как поймать преступника,но зато, возможно, скажет что-нибудь утешительное и ободряющее – то, чего такне хватало Алине.

И она рассказала.

Шаг за шагом.

О гадких записках. О том, что новая команда приняла ее вштыки. О том, что программы плохие. О том, что она чувствует себя очень неуютнои все время тоскует по четвертому каналу, где все так хорошо к ней относились.О том, что все до одного подозревают ее в связи с Башировым.

На этом месте Малышева, до этого слушавшая совершенноспокойно, вдруг вскипела:

– Да тебе-то какое дело до того, кто и в связи с кем тебяподозревает!

– Ленка, я никогда с ним не спала, ты же знаешь!

– Я знаю, ну и что?! Да хоть бы ты с ним всю жизнь спала,почему тебя касается всякая ерунда, которую про тебя говорят?! Если бы яслушала, что про меня говорят…

– Но это же не правда! – Алина вдруг пятнами покраснела, ислезы зазвенели в голосе, обычно низком, “сексуальном”, как называли егожурналисты, и Малышева посмотрела с изумлением.

Они давно привыкли ни на что и ни кого не обижаться “дослез”. Только трепетные и ничем не занятые барышни могли позволить себеподобное. Они – нет.

Они слишком давно и много работали и слишком хорошо зналисебе цену, чтобы их могли расстраивать подобные пустяки.

Подумаешь, кто-то что-то сказал! Или написал, или показал!

Мы сильнее, умнее, взрослее. Мы профессиональны, каждая всвоей области, энергичны и очень хорошо образованы. Мы любим нашу работу инекоторым образом осведомлены о том, что на наши места претендует целая армиякрасавцев и красавиц, готовых отдать все, что угодно, включая свою бессмертнуюдушу, за эти вершины.

Мы слишком уважаем себя, чтобы ни с того ни с сего рыдать втелевизионном буфете из-за каких-то глупых слухов!

– Алина, – сказала Малышева насмешливо. – Держи себя вруках! Главное, из-за этого маньяка, который пишет записки, ты не плачешь! Аиз-за Баширова готова!

– Ленка, я больше не могу.

– Чего ты не можешь?!

– Ничего. Я раньше ходила на работу, как на праздник,честно. А теперь иду, как на виселицу. Я стала всех бояться из-за этогопридурка, понимаешь?! Я на стоянку боюсь ночью идти, мне кажется, что он наменя нападет.

– Найми охранника. Временно.

– С ума сошла?!

– Не сошла. Он неделю за тобой походит, надоест до смерти,зато ты успокоишься.

– Я боюсь верстку открывать. Вот я сейчас ушла из комнаты ивсе время думаю, что там будет, когда я вернусь! Что же мне – убираться прочь,а то меня убьют?!

– Скорее всего, никто тебя не убьет, – хладнокровно сказалаМалышева. – Люди, склонные к публичной истерии, как правило, не представляютсерьезной опасности.

– Спасибо, – поблагодарила Алина язвительно. – Ты меняутешила.