Он рассказывал, а она слушала и так внимательно смотрела,что время от времени он смущался и спрашивал:

– Что вы на меня так смотрите?

Она смотрела, потому что он ей очень нравился, простоужасно.

Ей хотелось за ним ухаживать, и однажды в модном дорогущеммагазине она поймала себя на том, что изучает вешалки с мужскими костюмами иприкидывает, какой из них больше подошел бы Долгову.

У них еще ничего не было, и любовь даже не началась, и осемье его она была осведомлена, но костюмы уже рассматривала и ругала себя заэто. Тогда она работала в больнице, но уже собиралась уходить – диссертация, отзывна которую написал Дмитрий Евгеньевич, открывала ей путь в иностранныефармацевтические представительства, где больше платили, не было боли, грязи,черной работы, ночных дежурств и обезумевших людей.

Кажется, Долгов осуждал ее за то, что она собирается«дезертировать».

– Я не могу вкалывать по ночам, возиться со стариками истарухами, выслушивать бесконечные жалобы и ничего за это не получать!Наверное, я плохой врач, но я не могу!..

– Если из медицины уйдут все порядочные и образованные люди,кто же в ней останется?

– Вы останетесь, Дмитрий Евгеньевич!

Он исподлобья смотрел на нее голубыми страшными глазищами, иу нее холодело сердце.

– Обо мне нет речи, – возражал он негромко. Он всегдаговорил негромко, и только потом она узнала, что именно этого его негромкогоголоса до смерти боятся все ассистенты и медсестры. – Но дело ведь не во мне!Насколько я могу судить, вы вполне профессиональный человек, недаром выдиссертацию защитили! И неплохую…

– При чем здесь моя диссертация?! Я все равно никогда несмогу сделать в науке ничего нового, и та область, в которой я работаю, давно ихорошо изучена!

– Двигать вперед науку, может быть, и не нужно, – соглашалсяон все так же негромко, и в этом была сумасшедшая убежденность, – но в любойпрофессии должны быть порядочные люди, просто хорошо делающие свое дело! И менябесит, что все эти люди, и вы в том числе, почему-то уходят из медицины!

– Потому что в ней невыносимо, в этой вашей медицине!

– А ваши больные? – спросил он и взглянул исподлобья. –Которые завтра будут ждать, что к ним придет добрый доктор, вылечит и поможет?С ними как? Как вы им объясните, что добрый доктор отправился искать местополучше?

Она молчала и смотрела на него – потому что он очень ейнравился! Нравилась его негромкая убежденность, категоричность, максимализм,черт возьми!..

– Дело не в том, что я ненормальный и ничего не понимаю, –продолжал он. – Дело в том, что наша с вами профессия нас слишком ко многомуобязывает! – Он подумал и продолжал смущенно: – Вы не подумайте, что я святой…

– Нет? – живо переспросила Алиса.

– Нет, – твердо сказал он, решив, что она спрашивает безиронии, – но я точно знаю, что если уж вы взялись лечить и больные в вас верят,их бросать нельзя! Вы бросите, еще кто-нибудь бросит, и вообще все бросят, и скем останутся больные?..

Он взглянул на нее голубыми серьезными глазищами, и АлисаПорошина поняла, что жизнь ее кончилась.

Вот в этот самый миг.

То, чем она жила прежде – работа, зарплата, диссертация,мама поссорилась с сестрой, надо бы помирить обеих, бывший муж, заботившийся оней, будто он был никакой не бывший, – все перестало существовать.

Вселенная начала вращаться в другую сторону. Крохотнаяворонка, в которую закрутилась материя, когда Алиса позвонила Долгову ипригласила его на кофе, стала стремительно вращаться, захватывая весьокружающий мир.

Дмитрий Долгов об этом еще даже не подозревал, а она ужестроила планы, как соблазнить его!..

Он должен быть моим. Просто потому, что больше ничьим бытьне может. Он с его тихим голосом, голубыми глазами, сумасшедшей убежденностью всвоей правоте, с его диктаторскими замашками – он искренне бы удивился, если быему сказали, что у него диктаторские замашки! Я получу его на любых условиях –в качестве любовника, приходящего партнера, мужа другой женщины, мне все равно.Какая разница!.. Он создан, чтобы быть моим, и он будет моим.

И она его соблазнила.

Много лет спустя, когда они хохотали, вспоминая «первуюночь», Долгов всячески отрицал, что это она его соблазнила, и говорил, чтодавно уже принял решение, что важные решения он всегда принимает сам, что, едваее увидев, он уже знал, как все будет дальше, и Алиса с ним не спорила.

Во-первых, спорить с ним не имело никакого смысла. Он былправ по определению, даже когда не прав.

Во-вторых, он действительно всегда принимал решения сам, иона вполне могла позволить ему пребывать в этой иллюзии.

В-третьих, она его любила.

Так, что сердцу становилось невмоготу.

И все-таки это она его соблазнила!..

Она пригласила его к себе, в свою квартиру, которую мужоставил ей после развода, и тщательно готовилась к его приходу. Денег тогда унее было маловато, но на салон красоты, где она провела часа три, не меньше,было не жалко. Из салона она вышла совершеннейшей красавицей. Все, что можнобыло улучшить, было улучшено. Все, что улучшить было нельзя, не имело никакогозначения.

Она всегда хорошо готовила и уже знала, что именно он любит,и, первый раз накрывая для него ужин, очень волновалась.

Говорят, что при любовном заговоре очень помогают розовыесвечи и розмарин. У нее не было ни того, ни другого, но, если мыслиматериальны, в ужине, должно быть, оказалось столько Алисиной сексуальнойэнергии, что ею можно было запитать небольшую электростанцию и снабжатьотдаленные поселки светом!

Они не были слишком молоды, чтобы стесняться друг друга. Онине были слишком неопытны, чтобы демонстрировать друг другу показательную жгучуюстрасть.

Они оба понимали, какой опасной может стать связь, котораязадумывалась простой и приятной, если к делу подключаются не только гормоны, нои мозги!

Может произойти небольшой направленный ядерный взрыв, вотчто!..

У него было красивое тело, тяжелое, тренированное,спортивное, и ей оно очень нравилось, и не нужно было уговаривать себя необращать внимания на недостатки.

Не было никаких недостатков! Она рассматривала его спервобытным женским любопытством, как экскурсантки из Липецка рассматриваютстатую Давида в Пушкинском музее. Она ничего не боялась и ни о чем не печалилась.Все приводило ее в восторг, и тогда она еще не знала, что этот восторгостанется навсегда. Не знала, но догадывалась, конечно!.. Он как будто разрешалей делать с ним все, что она хотела, и она делала!