Если можно сказать так о любви – она очень старалась.

Впервые в жизни и именно с ним она наконец-то поняла, чтоозначают всякие умные мысли маститых специалистов о том, что самым главнымдолжно быть удовольствие партнера. Никогда она не заботилась ни о чьемудовольствии, кроме своего собственного, а тут вдруг оказалось, что самоеглавное – чтобы он осознал и понял, что любим, да еще как любим!..

Она любила каждый сантиметр его тела, каждый вдох и выдох,каждую капельку пота на спине, и он должен был об этом знать. Она оченьстаралась, чтобы он это понял.

Может быть, он понял, а может, и нет. В конце концов, онпросто мужчина, пришедший на свидание с понравившейся ему женщиной! Это для нееВселенная закрутилась в другую сторону, а что для него какая-то там Вселенная,когда он просто занимался любовью, да еще преступной, – супруга-то продолжалаоставаться супругой!

Они почти не разговаривали, и Алиса была этому даже рада,ибо неизвестно, чем закончились бы разговоры, а любовь была такой горячей инастоящей , что из нее следовало все – и ныне, и присно, и во веки веков!..

И Алисе было наплевать на то, что он позволяет ей любитьсебя, а она будто настаивает ! Пусть так, пусть как угодно, лишь бы быть с ним,в нем, в его запахе, в водовороте его эмоций, в его руках, ставших оченьгорячими, словно у него поднялась температура.

Его тело, такое сильное и казавшееся ей невероятно красивым,было в полном ее распоряжении, и он следовал за ней, куда бы она его нипозвала. Она упивалась своим восторгом и вовлекала в восторг его.

Почему-то он почти не открывал глаза, боялся, что ли?.. Икогда в самый последний момент ей навстречу распахнулись его голубые глазищи,горевшие неутоленным волчьим огнем, она испытала что-то новое, граничащее спотрясением.

В этот, самый последний, момент он перехватил у нее инициативу,будто не разрешил ей.

Нет, он словно сказал, дальше я сам.

Дальше я сам, и будь что будет!..

Она подчинилась, откуда-то зная, что так будет всегда – впоследний момент она ему подчинится – и ныне, и присно, и во веки веков!..

Не было никакого слияния, и нежности не было никакой. Былштурм, стремительный и неудержимый, и в этот момент им стало решительно всеравно, кто кого заманил в постель! И они больше не знали, кто ведущий, а ктоведомый.

Мне наплевать на то, что у тебя был муж, а до мужа, должнобыть, кто-то еще. Мне наплевать на то, что ты столичная штучка, а я парень изпровинции, поставивший себе цель завоевать мир и так и не завоевавший его.Сейчас у меня одна-единственная цель – заполучить тебя, только тебя, тебя одну,и именно так, как я хочу.

Я готов поглотить тебя целиком, сожрать тебя живьем,испепелить тебя своим огнем, потому что только ты нужна мне сейчас, и ни о чемдругом я не могу думать.

Я не могу думать вообще, и кровь молотит мне в виски, и яточно знаю, что умру, если не получу тебя, немедленно и целиком. Мне нужно,чтобы здесь, со мной и вокруг меня, была именно ты, такая неудержимая истрастная, трогательно наведшая красоту перед моим приходом – или ты думала,что я не заметил?.. Я заметил и оценил все, можешь не сомневаться, и эти твоипопытки казаться лучше, чем ты есть на самом деле, были так смешны итрогательны! Невозможно быть лучше, чем ты есть, – лучше, чем ты есть именно вэтот момент, когда принадлежишь мне, полностью и целиком! И мне наплевать навесь мир, на его сложности, проблемы и ошибки.

Как хорошо, что ты тогда мне позвонила. Как ужасно, что тытогда мне позвонила.

Ничто не вернется обратно, и нам придется как-то с этимжить, но все это будет потом, потом, а сейчас ты со мной, только со мной,только во мне, только моя!..

– Ты сумасшедшая, – сказал он ей, когда они отдышалисьнемного. – А мне казалось, что ничего, нормальная…

– С нормальными женщинами очень скучно, Дима, – ответила онас чрезвычайной гордостью, приподнялась на локте, посмотрела и, прицелившись,стала целовать его в шею. Он почувствовал ее губы, прошедшиеся от ключицы доскулы. Ее растрепанные волосы охапкой лежали у него на груди, и почему-тоименно этого зрелища – ее волос на своей груди, – Долгов почти не мог вынести.

Он всегда сердился, когда не знал, как справиться сэмоциями. Сейчас он тоже рассердился и сказал, чтобы она с него слезла. Емуневыносимо жарко, и вообще он должен принять душ! Немедленно.

– Душ?! – переспросила Алиса. – Ду-уш?!

– Алис, – сказал он твердо. – Дай я встану!

И он на самом деле сделал попытку встать! Он же не знал, чтоее Вселенная закрутилась в другую сторону и теперь центр этой Вселенной – он!

Конечно, она не дала ему встать! Хороша бы она была, если быпросто так его отпустила! Пусть у нее нет приворотного зелья, заговоренныхрозовых свечей и розмарина, но зато она теперь точно знает, что нужно с нимделать, чтобы он не мог дышать! Ей очень нравилось, когда он переставал дышатьи прикрывал свои голубые глазищи, будто не в силах справиться с тем, чтовидел!..

Он уехал от нее только под утро.

– У меня семья, – сказал он так же твердо и негромко, какрассуждал о медицинском дезертирстве. – Спасибо тебе большое, но… больше ничегоне будет.

И ушел.

А она осталась. Наедине со своей Вселенной, котораявращалась в другую сторону – и ныне, и присно, и во веки веков!..

Когда на столе под бумагами зазвонил мобильный, Таня читаларейтинги за месяц. По рейтингам выходило, что та самая программа, в которойобсуждали кончину писателя и депутат-почвенник Шарашкин выл не своим голосом, аТаня металась между племянником покойного и этим самым депутатом, заняла первоеместо, оставив позади с большим отрывом даже футбольную Евролигу!

Вот пойду сейчас, мечтала Таня, и как дам генеральномупродюсеру рейтингами по голове! И скажу ему – что ж ты, дорогой мой, делаешь?!Чего тебе неймется?! Ты все нас учишь-учишь, что рейтинги – это все, аоказывается, не все?! Есть еще политическая конъюнктура?! И именно из-за нее тытак распереживался, что решил программу закрыть?!

Впрочем, Тане было отлично известно, что эта самаяконъюнктура есть всегда и везде, а уж особенно на Первом канале!..

Телефон на столе просто разрывался. Не отводя глаз отзаветных цифр, любуясь ими, она раскопала его среди бумаг:

– Да!

– Хотите, анекдот расскажу? – спросил Абельман доверительно.– Только он приличный, а я приличные анекдоты рассказывать не умею!

Таня оторвалась от рейтинга, с наслаждением потянулась исказала весело:

– Тогда, может, не надо анекдотов, Эдик?

– Рассказываю, – провозгласил Абельман так торжественно,будто она умоляла его рассказать. – Значит так. Открывает мужик дверь назвонок. А за дверью смерть, в саване, с косой, но маленькая-маленькая! Ну,мужик хватается за сердце и начинает ее упрашивать. «Что ж ты, – говорит, – такрано пришла?! У меня дети еще маленькие, и работа только-только сталаналаживаться, и зарплату прибавили! Ну, подождать не могла, что ли?!» Смертьслушала, слушала, а потом говорит: «Да не переживай ты, мужик! Я за хомяком!»