Воцарилось молчание.

– А чего вы не смеетесь? – спросил Абельман.

– А не смешно мне.

– Говорю же, я приличные анекдоты рассказывать не умею!

– Так и не рассказывали бы.

– Логично, – согласился Абельман, и тут Таня засмеялась.

Он все время ее смешил, этот человек с голосом изфранцузского кинематографа пятидесятых – много абсента, сигарет и кофе!

– Ну, я приехал, – объявил голос. – А меня никто не ждет!

– Куда… приехали?

– В «Останкино» приехал я! А меня здесь никто не ждет!

Таня поспешно стряхнула на запястье часы, застрявшие подрукавом эфирной блузки, и застонала – она совершенно позабыла о времени!

– Эдик, я сейчас кого-нибудь пришлю! А вы там никого изнаших не видите?

– Вижу какую-то девушку в розовых джинсах и зеленойфутболке. Вокруг нее народ. Просто толпа! Это наша?

– Что на ней написано?

– На футболке написано… сейчас, дайте я посмотрю получше…

– Да не на футболке! На девушке что написано?

– Как?! – поразился Абельман. – Прямо на ней самой?!

– Эдик, у нее в руках должна быть табличка с названиемпрограммы! Если в зеленой майке, это скорее всего Настя. Подойдите к ней.

Шум толпы в его телефоне усилился, видимо, он пробиралсясквозь людей.

– Написано «Ток-шоу «Поговорим!» – громко сказал Абельман.

– Все правильно! Она сейчас вас проводит в мой кабинет!

– А можно сразу в буфет? – жалобно спросил Абельман в трубкуи, совершенно изменив тон, мимо трубки: – Здравствуйте, меня зовут ЭдуардАбельман, я к Красновой. – И опять в трубку, жалобно: – Есть очень хочется!

– Вам все время хочется! – крикнула Таня. Она была так рада,что он приехал, просто до невозможности! – Будете все время есть, растолстеете!

– Не-ет, – убежденно сказал Абельман. – Я же пластическийхирург. Я сам себе сделаю операцию по удалению лишнего жира!

– Пойдите к черту, – велела Таня, поднялась, еще раз немногоподивилась на волшебные рейтинги, спрятала их в стол, выбралась из кабинета ипошла в сторону лестницы. Если он голодный, придется его покормить!

Она не любила останкинские буфеты, особенно после того, какновые начальники позакрывали все пресс-бары, где можно было съесть салат и суп,и горячую сардельку, и еще булочку с сыром! Остались всего два – столовая длямонтеров и вахтеров, где было невкусно, зато дешево, и некое кафе, где подавалиминеральную воду, капучино, «сандвичи с индейкой», а на самом деле с картонкой,– и все за бешеные деньги. Там всегда было не протолкнуться, к потолкуподнимались клубы табачного дыма, стулья и кресла стояли вперемежку, утомленныежизнью журналисты, редакторы, операторы и ассистенты, успевшие занять диваны,обитые красным дерматином, сидели и лежали в причудливых позах, а остальныеютились на утлых стульчиках. Здесь обсуждали коллег и осуждали начальников.Здесь придумывали новые грандиозные проекты, от которых должен был закачаться ирухнуть весь старый телевизионный мир, здесь рыдали уволенные и отмечали отъездуезжающие в дальние командировки, здесь встречались «звезды», которым некогдаповидаться в обычной жизни, быстро проглатывали свой кофе, осведомлялись друг удруга, кто на какую программу идет, и разбегались в разные стороны.

– Ужас какой, – сказал Абельман с удовольствием, оглядываятелевизионное царство. – Как вы здесь живете, в этой толчее и давке?

– Я живу на втором этаже, в студии, кабинете и гримерке, –Таня ему улыбнулась.

Он зачем-то поцеловал ей руку, ястребиным взором прошелся порядам стульев, столов и дерматиновых диванов и потащил ее в угол, где былопотише.

– Долгов сейчас приедет, – сообщил он, когда они уселись. –А кофе дадут?

Таня кивнула на толпу у стойки.

– Идти надо. Они не носят, мы сами берем.

– Да ладно! – не поверил Абельман. – Там мы до завтра будемстоять!

Потеряв после изучения толпы всякий интерес к кофе, онповернулся и стал пристально смотреть на нее.

– Что вы уставились?

– Вы красивая, – сказал он с удовольствием. – По телевизору,между прочим, гораздо хуже, чем на самом деле! И я рад, что вас вижу!

– Я тоже рада вас видеть, Эдик.

– Ну, спросите меня о чем-нибудь!

– Как дела у вас на работе?

– Отлично. А у вас?

– И у меня отлично.

– А дома у вас дела отлично?

Таня засмеялась.

– Ну, попользуйтесь мной, что ли, – предложил Абельман. –Чего просто так сидеть-то?! Я же пластический хирург! А вы один раз пришли наконсультацию, спросили какую-то ерунду про похудание и ушли! А то сейчас явитсяДолгов во всей красе и вас у меня отобьет! Он же у нас светило!

– Светило, а писателя уморил.

– Да не морил он писателя, что за чепуха такая, Танечка! Выже умница, у вас на лбу написано, что вы умница! Умер человек от остановкисердца, и дело с концом!

– Ну да, – протянула Таня недоверчиво. – У него же не былопроблем, мне так сказал этот его родственник, племянник!

– Ну, племяннику, конечно, виднее, чем любому врачу, –согласился Абельман любезно. – У нас это национальная беда такая. Мы врачам недоверяем в принципе! Они у нас все до одного неучи, ротозеи и придурки!

– Эдик, – начала Таня. – Может, и не все, конечно, и дажескорее всего, что не все, но неучей, ротозеев и придурков очень много! И мывсе, простые люди, ходим на прием в основном именно к таким!

Абельман хотел что-то сказать, но передумал.

– И никакие усилия не помогут, и никакое медицинскоестрахование тут ни при чем! – убежденно продолжала Таня. – Если вы не знаете, ккому именно нужно идти, если у вас заболел живот, и к кому – если заболеланога, вам конец. Лечить вас будут так, что лучше бы не лечили!.. Что вымолчите?

– Слушаю.

– Ну и что? Это неправда?!

Он нехотя пожал плечами.

– Ну, что вы плечами пожимаете? Вот вы, к примеру! Я васведь тоже нашла не потому, что меня в районной поликлинике к вам направили,талончик выписали! А потому, что мне сказала подруга, что вы очень хорошийврач! И про вашего Долгова вы сто раз сказали, что он хороший врач! И если уменя будут проблемы, я пойду к нему, или еще к кому-нибудь, кого порекомендуетевы или этот ваш Долгов!

– Спасибо вам за доверие, Танечка.