Марк тяжело вздохнул:

– Ты, главное, Джесси не говори…

– Да станет она меня слушать! – фыркнула я. – Если она такая ревнивая, что нам с тобой приходится тут шептаться втайне от нее, то она не поверит ни единому моему слову. Но если у вас дойдет до того, что ты не сможешь нормально Охотиться, тогда, думаю, надо провернуть это дело с отправкой тебя в глубинку. – Я тоже вздохнула. – Вот поэтому Кент и предупреждал тебя: мол, как начнутся проблемы с Джесси – бегом ко мне. Если ты будешь весь на нервах, то от тебя останется пол-Охотника. А сейчас время такое, что нужно бы полтора.

Я хотела рассказать ему про нас с Джошем… Но теперь подумала: зачем его еще и этим грузить? Переваливать заботы на плечи Марка – нет, это не по-дружески.

– Отец назвал бы меня дураком. Сказал бы, что ты за муж такой – бабу свою приструнить не можешь, – несчастным голосом сказал Марк.

– Ну и дурак твой отец, – ровным тоном ответила я. Вот так тип, ничего не скажешь! Как и любой, кто поощряет всю эту чушь насчет «баб» и «приструнить». – Правда, если он имел в виду, что ты должен ее бить, то он не только дурак, но и придурочный садист. Попадись он мне – я бы ему по роже съездила.

Марк довольно долго взирал на меня с открытым ртом.

– А знаешь, думаю, ты бы ему и впрямь съездила по роже, – пробормотал он наконец.

– Даже не сомневайся, – заверила я и подбросила рыбкам корма. – А потом спросила бы, каково это – по роже схлопотать.

Вот честно… Сейчас я бы не отказалась кому-нибудь от всего сердца двинуть в рожу.

– Ну… маму-то он не бил, – неуверенно произнес Паладин. – Это он…

– Да не суть. Я понимаю, это про благочестие, – перебила я.

Уж чего мне совсем не хотелось – так это вступать с ним в религиозный диспут про благочестие и выслушивать, что женщина, по Писанию, должна повиноваться мужу и всю эту туфту. И я не стала говорить, что Джесси вроде как явилась в чужой монастырь со своим уставом. И если ее устав тут не работает, я бы на ее месте попыталась включить гибкость и приспособиться к здешним условиям. Потому что мне Марка все равно ни в чем не убедить. И к тому же у Карли в семье все вышло примерно так же – а ведь они родились и выросли в Пике.

Я про себя молила о вызове. Сейчас мне бы помогло одно: кого-нибудь убить. Но уж не везет так не везет по полной: перском молчал как рыба.

– Не знаю, что еще тебе сказать, – подытожила я. – Серьезно, не знаю.

– Я-то думал: вот привезу ее – и начнется жизнь как в сказке, – скорбно заметил Марк. – Типа самое трудное позади и теперь настанет счастье.

Ага, могу себе представить.

– А ты приударь за Скарлет, – посоветовала я. – Тогда Джесси хоть перестанет ревновать ко мне.

Марк окинул меня долгим-долгим взглядом:

– Хитрющая ты, Радка.

– А я что, скрывала? – хмыкнула я. – С тех пор как я тут, приходится быть хитрющей. – Потом я смягчилась. – Слушай, этот тип, который по персоналу, Рик Северн, должен был подыскать ей какое-нибудь занятие. Попроси Кента, пусть даст Северну пенделя, чтобы тот побыстрее ее куда-нибудь пристроил. Может, она подбросит нашим фермерам каких-нибудь идей, что можно сделать с несъедобными отходами. Или станет ходить за живностью, от которой берут клетки для клонов. Или пойдет на кухню и поделится с тамошним персоналом рецептами. Дары и силы – да может, хоть она сообразит, что сделать с печеньем из пайка! А то ведь на вкус как опилки! Ну и тогда Джесси будет замордованная, во всяком случае, замордуется не меньше, чем здешние цивы. А замордоваться – это очень богоугодно.

Все, я выпустила пар. И после вспышки раздражения мне даже стало немного жаль Джесси. Совсем чуть-чуть. Должно быть, ей и впрямь туго приходится. И какое-то полезное дело все же поддержало бы ее. Чтобы она чувствовала себя не только женой Марка, а кем-то еще.

Марк покачал головой и стряхнул последние крошки с ладони в пруд. Я последовала его примеру, и мы оба встали.

– Удачи, – хором произнесли мы. И я слабо рассмеялась.

Потом мы неловко пожелали друг другу спокойной ночи. Я ушла первой, потому что уже не могла выносить эту неловкость.

Очутившись у себя, я отворила Путь. Явился Ча и уставился на меня печальным взором. «Очень плохой выдался день», – заключил он.

«Не самый плохой, но… ага», – призналась я. И, сделав кружку шоколайка, которую так давно себе обещала, переключила видэкран в режим камина, свернулась калачиком рядом с Ча и стала смотреть на пламя.

Вот бы все это случилось вчера. Вот бы у меня была возможность все переиграть. Вот бы я знала про Абигайл Дрейф за несколько недель до ее визита. И тогда я много чего сделала бы иначе.

Вот бы я была Псаймоном. Я бы тогда могла читать чьи угодно мысли. И узнала бы, что затеяли все мои недруги. Пускай даже я бы никак не могла им помешать.

«Придумала тоже: быть Псаймоном! – негодующе произнес Ча у меня в голове. Но в подробности вдаваться не стал. – Что бы ни случилось, твоя стая с тобой».

«Это точно, – ответила я, кладя голову на его мягкий бок. – Это точно».

В сказках про фей и волшебников, исполняющих просьбы, всегда присутствует намек: бойтесь своих желаний.

Вот и зря я об этом забыла. Сама же хотела вызова, чтобы заглушить горечь и злость. Ну и получила, что просила.

Я как раз спала медленным сном, который без сновидений. И тут жутким голосом завыл Ревун: «Аа-УА-УАа! Аа-УА-УАа!» Ревун – он, если надо, и мертвого Охотника разбудит, это всем рогам рог. Здесь, в Пике, я его еще ни разу не слышала. Я тут же подскочила как ужаленная и без долгих раздумий выпрыгнула из постели. Мой видэкран расцветился желтыми буквами на пульсирующем красном фоне: «Атака на Пик. Всем явиться в оружейню».

У меня в голове это как-то не укладывалось. Атака на Пик?! Такое разве бывает?

Но тело соображало лучше, чем голова. И оно знало, что сейчас, прямо сию секунду, Пик подвергается массированной атаке, а все прочее значения не имеет. Я кое-как натянула Охотничью одежду, затянула волосы в кривой узел на затылке и рванула в оружейню.

Там я застряла в дверях: вместе со мной в оружейню ломились еще двое Охотников, и мы наседали на идущих впереди. В оружейне было яблоку негде упасть – здесь собралась не только Элита, но и все Охотники поголовно, вне зависимости от смены. Работники наваливали на стойку оружие, патронташи и рюкзаки. Кто еще не вооружился, с трудом пробивался к стойке и брал то, что ему подходило. Работники следили, чтобы каждый взял рюкзак и патронташ, и потом выдавали остальное оружие. Я пристроилась к стойке и урвала автомат, патроны и гранаты. А потом протолкалась к своим и вылезла вперед.