— Что? — удивился куценковский секретарь. — В каком смысле?

Макс предупредил:

— О местонахождении пока молчок.

— Это я Мире, — сказал Николас секретарю, охранникууспокаивающе кивнул, воспитаннице сказал. — Впервые про такую слышу.

— А еще москвич, — разочарованно протянула она и засемениладальше — Утконос дернул за руку, чтоб не останавливалась.

— Так, с условиями закончили, — докладывал Игорек. — Теперьпредставляют участников тендера. Первый — Мират Виленович… У вас порядок?

— Да, — ответил Фандорин, наблюдая за Мирой.

Какие крепкие у девочки нервы! Или, может быть, всё дело вфизиологическом детском оптимизме?

Казалось, Мира наслаждается этим смертельно опаснымпроменадом. Вертела головой во все стороны, что-то сама себе приговаривала.Пыталась завязать беседу с камнеподобным Утконосом, не дождалась ответа и тогдаснова повернулась к Нике:

— Неужели это тоже Москва? Всё равно что центр вКраснокоммунарске! А я думала, вся Москва — это такие улочки, где вместоасфальта квадратные камни, и всюду магазины. А в них каждая фигнюшка, даже воттакусенькая, стоит дороже, чем зарплата у Роберта Ашотыча.

В другое ухо нудил Игорек:

— …Закончил представитель ЗАО «Мед-прогресс», следующийЯстыков. Потом еще «Петрофарм», и всё, начнется аукцион. Как у вас? Нормально?

— Да.

— Что? — спросил вдруг своего невидимого собеседника(вернее, собеседницу) Макс. Его голос прозвучал чуть громче, чем прежде. —Точно?…Понял.

— …Я говорила, не надо мне шарфик за триста пятьдесят у.е.покупать, а Инга говорит, привыкай, — стрекотала Мира. — Я думала, в Москве всецены такие, а вон, смотри, в палатке почти такой же шарфик, и всего пятьдесятпять рэ.

Макс сунул телефон в карман. Что это могло означать?

— В чем дело? — спросил Николас.

— А? — спросил, Игорек.

— Всё нормально, — ответил Макс и тронул за плечо Утконоса.— Шесть-шестнадцать.

Снова убрал руку в карман.

— Минутку, — быстро заговорил Николас в трубку. — Здесь,кажется, что-то…

Увидел, как Утконос дернул Миру к себе, в его правой рукеблеснул металл. Ника хотел крикнуть, но в тот же миг что-то кольнуло его в шею.

Кимринская улица с грязно-серыми параллелепипедами домовзакачалась, Фандорин всплеснул руками, чтобы удержаться на ее скользкойповерхности, запрокинул голову, и солнце ударило его прицельным огнембезжалостных лучей прямо в мозг.

Магистр зажмурился и провалился в черноту.

* * *

Сознание вернулось к нему сразу, без каких-либо прелюдий.Николас услышал мерный стук, открыл глаза, увидел белый потолок с трещинойвдоль шва и рывком сел.

От резкого движения комната покачнулась, он испугался, чтоснова, как на Кимринской улице, соскользнет по наклонной поверхности в чернуюдыру, но, немного покачавшись, мир встал на место. Стук, правда, остался, ондоносился из открытой двери.

Комната была знакомая — та самая, откуда Мира разговаривалапо телефону с отцом.

— Что это? — кривясь, спросил Фандорин про стук,отдававшийся эхом в затылке.

— Девчонка бесится, — мрачно ответил Макс. — Минут десять,как очухалась. Сначала кричала, теперь просто в дверь колотится. Ничего, здесьзвукоизоляция.

Он стоял у окна и смотрел вниз, на улицу. Второйрасположился на стуле у двери, чистил ножом ногти.

— Обманули, — констатировал Фандорин.

— Это точно, — подтвердил Макс. — Кинуто красиво. Вам потелефону что говорили?

— Кто? Секретарь Мирата Виленовича? Что идет представлениеучастников тендера.

— Ага, представление. — С кривой улыбкой Макс повернулся, нолица его было не видно — сзади сияло солнце. — Мозги он вам пудрил, вот что.Аукцион продолжался одну минуту. Назвали стартовую цену — восемьдесятмиллионов, Куценко сразу бухнул: сто. Всех заткнул. Продано! Ну, Жанна иприказала: «Шесть-шестнадцать». Это значит, вернуть обоих на место. Такие дела,Николай Александрович.

Николас затряс головой.

— Не может быть! Этого просто не может быть! Жанна врет! Вашработодатель нарушил договоренность!

Макс смотрел на Фандорина с сочувствием.

— Непохоже. Я с Жанной второй год работаю, никогда у неетакого голоса не слышал. Еще бы, для нее это облом неслыханный. Сюда едет. Ужедва раза звонила с дороги. Вся на нерве, бешеная. Жалко мне вас. Ну вас то она,наверно, просто пришьет, а на девчонке отыграется по полной. Жанна, она знаетекакая. Верно, Толь?

Утконос, которого, оказывается, звали Толей, не поднимаяголовы, кивнул. С левой рукой он покончил, взялся за правую.

Николас пытался собраться с мыслями, но голова была какая-тосвежемороженная, мысли в ней прыгали, как пельмени в пачке, только что вынутойиз морозилки.

— Чем это вы меня?

— Стрельнул ампулой ликвозола. Ничего, мозги сейчас оттают.Только чувствительность не сразу восстановится. Может, оно и к лучшему? — Максвздохнул. — Хотите вколю еще дозу, послабее? Пока она не приехала. Мало ли чтоей в голову взбредет. Не так больно будет. Помнишь, Толь, как она того, лысого?

Утконос снова кивнул.

— Я на что уж всякое повидал, и то после спать не мог.

Разговорчивый охранник передернул плечами, сел рядом.

У него в кармане зазвонил телефон.

— Я, — сказал он в трубку. — Всё нормально… Да, оба… Окей.Фандорину пояснил:

— Она. На Дмитровское повернула.

Время уходило, неостановимо утекало меж пальцев. Посравнению с чудовищем, которое неслось сейчас на север по Дмитровскому шоссе,сторожившие квартиру убийцы казались Николасу чуть ли не добрыми знакомыми. Покрайней мере, один из них, в ком жестокая профессия не до конца вытравилаживое, человеческое. Ах, если бы поговорить с ним наедине, чтоб в двух метрахне сидел этот угрюмый австралопитек со своим узким, длинным ножом!

Но выбора не было.