Вопрос в том, согласилась ли с этим Мира? Девочка немногопостояла возле молчаливого магистра и отправилась гулять по монастырскойтерритории. Задрав голову, разглядывала купола, садилась на корточки, чтобыпрочитать полустертые надписи на старинных надгробьях. По виду — самая обычнаяэкскурсантка. Приехала с классом или с родителями, да и отбилась от своих.

Ладно, Мират Виленович оказался негодяем, думал Николас. Виных обстоятельствах следовало бы предать эту жертву алчности, этого скупогорыцаря презрению, вычеркнуть из своей жизни. Но у кого кроме Куценко искатьзащиты от опасности?

Жанны больше нет, но Ястыков-то остался. Он наверняка жаждетвозмездия, а головорезов у Олега Станиславовича и без Жанны предостаточно.Кто-то из них приставлен следить за фандоринской квартирой. А там живетмаленькая черноволосая женщина и двое четырехлетних любителей сказок, которыхЯсь обещал оставить в живых, только если операция пройдет успешно. Ястыков же,как он сам сказал, человек слова.

И все прочие соображения стали несущественными.

Николас быстро направился к Мире, сосредоточившись только наодном: как уговорить ее вернуться к отцу. Если девочка заупрямится, Алтын идети погибли — защитить их будет некому.

Миранда склонилась над серой, поросшей мхом плитой.Оглянулась на Фандорина, и он увидел, что ее глаза сухи, а лицо непроницаемо.Значит, уже приняла решение, с замиранием сердца понял он.

— Смотри, какая смешная надпись, — сказала она, водя пальцемпо полустершимся буквам. — «На сем месте погребен конной гвардии вахмистрДмитрий Алексеевич Карпов на седмом году возраста своего веселившимся успехамего в учении родительским сердцам горестное навлекший воспоминаниепреждевременною 16 марта 1795 года своею кончиною. Покойся милый прах доневечерня дня».

— Что ж тут смешного?

— Ну как же — вахмистр на седьмом году возраста. Играмматика — шею свернешь.

— Витиеватость считалась в те времена хорошим тоном, —объяснил Николас, не зная, как подступиться к разговору.

Мира задумчиво протянула:

— Красиво — «до невечерня дня». Отчего малыш умер? Жалко.

Выпрямилась и пошла гулять дальше, Николас же шел следом,уже чувствуя с нарастающим отчаянием, что не найдет таких слов, которыезаставили бы его гордую воспитанницу вернуться к предавшему и продавшему ееотцу.

В этот холодный и солнечный ноябрьский день монастырь былпочти безлюден. Присыпанные снегом деревья, забытые могилы, утонувшие в землестарые стены — всё это, казалось, и не нуждалось в людях, отличным образомобходилось без них.

Может быть, именно поэтому Мира повернула от церквей всторону дальней стены, где располагались домики монастырских служителей.

Николас тащился следом, невидящим взглядом посматривая напалисадники, огороды, окошки с цветными занавесками. Как найти правильныеслова, чтобы она переступила через свою боль, через ужасную травму и, несмотряни на что, простила Мирата Виленовича? Есть ли вообще на свете такие слова?

Было очень тихо, только поскрипывал снег под ногами, дабубнило где-то радио.

— Криминальная хроника, — произнес бодрый женский голос. —Сегодня утром в автомобиле «БМВ», припаркованном на стоянке возле зданияГоскомимущества, обнаружены два трупа с огнестрельными ранениями. Оба мужчиныубиты выстрелом в рот.

Судя по документам, это известный предприниматель, владелецсети аптек «Добрый доктор Айболит» Олег Ястыков и его шофер Леонид Зайцев.Несмотря на то, что двойное убийство произошло в людном месте и в дневноевремя, свидетелей преступления нет. Оперативно-следственная группа…

— Мира! — закричал Фандорин во всё горло. — Мира!

И не смог продолжить — пошатнулся. Облегчение было такимабсолютным, таким физическим, что его замутило, как водолаза, слишком быстровынырнувшего из-под толщи воды.

— Что?! Коля, что с тобой?! — испуганно пискнула Мира.

Кинулась к нему, крепко обняла, чтобы не упал.

— Тебе нехорошо? Сердце?

— Она его убила, — с не по-христиански ликующей улыбкойсообщил Николас. — Жанна. Ястыкова. Выстрелом в рот. Это ее манера. Вот почемуона сказала: «С Олежеком проблем не будет». Мне… то есть нам больше нечегобояться.

— Ну и хорошо, — сказала она помолчав. — Значит, я могу тудане возвращаться.

Он несколько раз моргнул, не сразу вникнув в смысл ее слов.Когда же вник, стало стыдно — за то, как плелся сзади побитым псом и подыскивалключик к ее сердцу.

— Ну и правильно.

Николас снял снежинку с ее волос, потом другую, третью. Неудержался, поцеловал туда, где у корней золотился нежный пушок.

— Поехали в Москву. Будешь жить у меня.

Сказал — и вдруг представил картину своего возвращения.Пропадал невесть где десять дней, морочил жене голову какими-то ужаснымиопасностями, а потом заявился — сияющий, в сопровождении умопомрачительнойнимфетки, и бух с порога: «Это Мирочка, она поживет с нами». А тут еще Глен сосвоей дурацкой запиской… Будет трудно.

* * *

На шоссе, у поворота к усадьбе Утешительное девочка вдругсказала таксисту:

— Нам нужно заехать вон туда, под «кирпич».

Шофер оглянулся на Николаса — тот пожал плечами. Повернули.

— Зачем? — спросил он шепотом.

— Вещи заберу. Мне его шмоток и цацек не нужно, а свойчемодан возьму. Его Роберт Ашотыч на свои деньги купил. Еще там дневник, я егос одиннадцати лет веду. И мамина фотокарточка.

Ее губы были упрямо, до белизны сжаты, но по мереприближения к поместью линия рта постепенно утрачивала твердость, а белизнаперемещалась с губ на щеки.

У ворот Мира взяла Фандорина за руку.

— Нет, не могу. Коля, сходи один, а? Ну пожалуйста! Там вшкафу, в самом низу чемоданчик, с наклейками. Инга хотела выкинуть, но я недала. А дневник и фотокарточка спрятаны в розовой подушке.

— Говорить, что ты здесь? — тихо спросил Николас.

Она не ответила.

Минуты три он стоял перед стальными створками, дожидаясьвопроса из динамика. Не дождался. Странно.

Тогда нажал на звонок.

И опять никакой реакции.